Мир в подарок

— Он непобедим, — усмехнулся Риннарх. — Думай обо мне что хочешь, но я без колебаний убрал прежнего Адепта. Растянул выборы нового на три года, уничтожил еще одну тварь… Потом приложил немало усилий, чтобы и сестра на этом месте не засиделась. Эрх — стена, которую не пробить. И Катан-жи неуязвима благодаря ему.

Самое грустное, он достойный воин и хороший человек. Но в его роду не нарушают клятв, принесенных единожды. А к тому наверное, Адепт умеет заставить хранить верность слову, произнесенному раз.

— Много ли окаянных?

— Немногим больше сотни. Десятка два во дворце, по паре постоянно в каждом крупном городе. Еще по десятку на огненных рвах и несколько приглядывают за покорными Карну провинциями, Амитом и Ирнасстэа. Наконец, остальные в храмах, посольствах, при караванах и в отрядах смотрителей в степи. При них больше двух сотен имеющих дар — в том жалком виде, какой был у этих рабынь и даже хуже. Я думал, все они снави. Только разбудить…

— Нет, далеко не все. Единицы. Но ты сделал очень много, зачем себя обижать. А одолеть этих тварей в бою я не вижу ни силы, ни смысла. Ты ведь и сам знаешь, что будет потом. В моем прошлом мире это называлось гражданской войной.

— Именно так. К тому добавь, рабов вернуть в свободную жизнь не всегда возможно.

Степь голодает и вымирает, она своих не может прокормить. Я устроил так, что в безводье гонят отбракованный и больной скот. А под это дело отсылаю и вполне годный. Но воду в бурдюках не привезешь, — он махнул рукой безнадежно. — Есть рабы, вполне довольные своей жизнью. Они говорят: ошейник — нормальная плата за сытость. Таких много. Что же нам делать?

— Мне — собирать информацию и слушать мир. Тебе — выжить. Наю — отыскать воду для северных болот. Не спеши, все уже меняется, только видно перемены будет не сразу. Давай решать малые задачи и не рисковать напрасно. Мир добр. Все наладится, вот хотя бы погода.

— Она обнадеживает. Что делать с девочками?

— Они все уже были там, на другом берегу. Их проводили. Уже точно могу сказать, одна прошла, двое вернулись. Я отправлю их в спокойное место. Только жаль времени. Хотя… — я усмехнулась, — Хочешь, попробую провести в сон и тебя? К любительнице красных вин, у тебя так много мыслей о ней, что нить хорошо заметна и доведет куда надо, не оборвется. Поговорить с ней сможешь, если она захочет тебя выслушать. Я не пробовала так делать, но почему-то уверена: получится.

Может, просто ночь удачная.

Он вскинул удивленно брови. И чуть смутившись, кивнул. Оказывается, наш строгий сухой князь может нервничать и даже краснеть. Думает небось, мне не видно в темноте. Пусть думает. Приятно ощущать такое трепетное тепло в его душе. Повезло Карну с князем, а князю — с пираткой. Им есть о чем поговорить до утра. А мне есть чем заняться без лишних глаз. Придержав запястье Риннарха, я уложила его тяжелую сонную голову на плащ.

И улыбнулась, повторно уловив чутьем интересное движение, пока вдалеке от нашей поляны. Значит, пора будить брусу.

Девушка легко открыла глаза в ответ на прикосновение моих мыслей. Улыбнулась доверчиво, села, кутаясь в плащ. Провела своей прозрачной рукой по голове, с удивлением ощущая отросшие волосы. Сейчас она плохо осознает, когда этот добрый сон начался и где заканчивается. Обернулась, пристально посмотрела на меня.

— Я Лиаса, — она зажмурилась, лицо дрогнуло. — Скажи сразу, я больше не принадлежу Адепту?

— Ты Говорящая с миром и ты свободна. Можешь вернуться в степь, если хочешь этого. Кстати, я Тиннара, коротко — Тин.

— Нет, — она открыла глаза, ясные, пробудившиеся ото сна. — Ушедшие с караванами Карна не возвращаются. Нас отпевают, как умерших. Мой жених надел траур до осени, затем он выберет себе другую жену. Там знают, что красивых брус в Карне ждет только позор. Он сразу сказал, что готов убить меня, и это было бы лучше. Но тогда взяли бы мою сестру.

— Лис, послушай меня. И прости, я говорю то, что причиняет боль. Если твой жених любит тебя, не забудет и не оттолкнет. Позор — это согласиться быть окаянной и предать степь. Ты так не поступала. — Я подняла руку, прерывая ее возражения. — Вопрос в другом. Любишь ли ты его и нужен ли тебе этот брак.

— Мне? — она пожала плечами. — Да меня об этом даже старейшины не спрашивали.

Таков выбор рода.

— Снавь не принадлежит дому. Ты будешь много ходить по миру, помогать людям. Не сможешь жить прежней жизнью, быть тихой и послушной женой. Да и дома у тебя не будет. Может, долго, а может — никогда. — Я лукаво глянула на нее, вспомнив Риана. — Правда, еще не поздно отказаться от дара. Я усыплю память о пережитом ужасе. Твой молодой муж получит непорочную девицу без единого шрама, с зареванными глазищами и историей о счастливом побеге.

— Так нельзя, — выдохнула она недоверчиво.

— Нельзя что? Забыть мерзавца, растоптавшего твою честь или обмануть драгоценного породистого жениха?