Мир в латах

Первым, как всегда, вошел Вальтер Шарп, отвечающий за Западный сектор. Штатский костюм на нем до сих пор трансформировался неуловимым образом в некое подобие мундира, и Рыманову вдруг подумалось, что, наверное, тяжело это — всякий раз подавлять в себе желание щелкнуть каблуками и повернуться через левое плечо. Вацлав Глинка был полной противоположностью Шарпу-маленький, полный, лысый. Пиджак и брюки сидели на нем совершенно нелепо, но еще нелепее на их месте смотрелся бы мундир.

При всей своей несхожести оба заместителя были умницами и великолепными знатоками военного искусства. Операции разрабатывались ими с блеском и изяществом, проводились в жизнь уверенно и планомерно, заканчиваться должны были красиво и результативно, с малым количеством жертв и разрушений… Так почему же оба руководимых ими сектора все чаще допускают сбои, и реальный результат оказывается весьма далеким от запланированного?..

— Садитесь, господа! — сказал Рыманов и заказал еще три чашки кофе.

Заместители уселись за стол для совещаний. Шарп тут же достал из кармана и положил перед собой диктофон. Глинка на совещаниях техникой не пользовался: у него была абсолютная память, и за глаза его звали Лысый Компьютер.

— Вот какие дела, господа, — сказал Рыманов. — Я только что с заседания Совета. Кшижевский недоволен нашей работой.

— Ничего удивительного! — сказал Шарп. — Кшижевского через десять дней заслушивают на Генеральной Ассамблее, а через два месяца и вообще выборы нового состава Совета Безопасности. Все яснее ясного!

Глинка лишь виновато кашлянул.

— Вы чрезвычайно догадливы, Вальтер! — сказал ядовито Рыманов. — Однако я вызвал вас не для того, чтобы сообщить о недовольстве руководства. Подобная оценка работы нашего отдела всего лишь констатация факта. Думаю, для вас не секрет, что организация действительно стала работать хуже. Я хотел бы выслушать ваше мнение по поводу причин этого.

Шарп, поняв, что ценных указаний на сей раз не будет, убрал диктофон, Глинка дождался, пока он угомонится, и встал. Он всегда говорил стоя, и как Рыманов ни бился, так и не смог отучить Глинку от этой армейской привычки.

— Видите ли, Сергей, — сказал Глинка. — Тому, на мой взгляд, есть несколько причин. Во-первых, в связи с широкими кадровыми изменениями налицо явная неопытность нашего аппарата. Причины изменений вам известны: здесь и потери в результате террористических актов индивидуалов и боевиков Ассоциации, и случаи прямого предательства. В FMA же действуют сплошные профессионалы, обладающие великолепными навыками конспиративной и диверсионной работы… Во-вторых, с некоторых пор над нашими сотрудниками довлеет страх. Все-таки мы совершили большую ошибку, когда решили впредь не привлекать к работе в нашей организации гражданских. — Он жестом остановил собравшегося открыть рот Шарпа. — Да, я знаю, что было большое давление со стороны армейской молодежи, рвущейся к настоящему делу, но вы с Кшижевским были обязаны убедить их.

— Хорошее дело! — проворчал Рыманов. — Я же еще и виноват!

— Не вы один, — сказал Глинка. — Вина эта лежит на всем Совете ЮНДО. Заигрывание с молодежью не всегда приносит пользу делу… В общем, на мой взгляд, здесь лучше всего подошел бы сплав кригеров с молодыми пацифистами.

— Вы хотите сказать, Вацлав, что мы привлекли к делу трусов? — спросил Шарп.

— Ни в коем случае! — сказал Глинка. — Просто молодежь не очень устойчива психологически и требует поддержки в случае неудач. А мы еще и усугубили положение… Для чего мы так жестоко наказали Феррана? Разве в диверсии на “Мэджик стар” была его вина? Разве не мы были обязаны предусмотреть эту диверсию? Разве не мы должны были обнаружить, что “Мэджик стар” наиболее уязвимая станция?.. Однако мы попросту спали, а потом обрушили дубину на мальчишку!..

— Но ведь общественному мнению был нужен стрелочник! — сказал Шарп. — Толпа в таких случаях всегда жаждет получить козла отпущения… Я удивлен, Вацлав, что приходится говорить вам такие тривиальные вещи!.. К тому же общественное мнение ничего не знает об Ультиматуме.

— Возможно, стоило взять часть вины на себя, — проговорил Глинка. — Я не знаю… Во всяком случае, это наказание насторожило руководителей среднего звена. А когда мы прокололись в ходе операции “Туман”…

— Это вы прокололись, Вацлав! — сказал Шарп. — Я с самого начала был против вашего “Тумана”. Кроме ответных террористических актов, мы ничего не добились…

Глинка словно не слышал его.

— В-третьих, в результате нашего стремления к секретности были уничтожены неплохие работники, — сказал он. — И многие просто поняли, что в случае чего мы вполне можем ими пожертвовать.

Звякнул сигнал. Рыманов подошел к ресиверу и вытащил заказанный кофе. Поставил по чашке перед заместителями, третью взял себе и сел за стол.

Глинка пил кофе торопливо, мелкими глотками, не отрывая глаз от чашки, как будто хотел что-то там найти.

И тогда Рыманов сказал: