Над холмами дул постоянный, но несильный ветер. Вершины обдувал, в распадках чуть закручивался или, наоборот, затихал. Пахло нагретой землей, пылью, в колючих кустарниках стрекотали кузнечики или что тут за них. Поймал себя на том, что, несмотря вроде бы на то, что мы тут боевое задание выполняем, я отдыхаю. Отдыхаю от мыслей, которые грызли меня раньше, от бывших забот, которые просто ушли и растворились в небытии, от всего. Просто холмы, а за холмами степь, и мы тут одни, наедине со всем этим огромным миром. Даже то, что этот мир погиб, не гнетет, потому что погиб он давно и без нас, мы никогда его не знали и не должны были узнать. И мы в нем как ростки новой травы, пробивающейся сквозь высохшую от многолетней засухи землю, когда вдруг снова пошли дожди.
Кстати, о дождях.
– Дожди здесь вообще бывают?
– Осенью и зимой. Дожди сильные, с грозами, реки от них разливаются. Но все равно тепло, ниже десяти градусов температуры не помню даже. Мягкая зима.
Мы поднялись на очередной пологий холм, остановились, оглядываясь. Вроде и монотонный пейзаж, а все равно красиво. Небо с легкими белыми облаками над головой куполом, птицы в вышине.
– Птицы сохранились в большинстве своем, – перехватил мой взгляд Шутихин. – Не все, но многие.
– А что тут вообще случилось?
– Биологическая катастрофа, рукотворная, насколько я понимаю. Вывели нечто, доигрались.
– Что вывели?
– Микроорганизм, который поражал не только человека, но многие виды, по ряду белков ориентировался. Не для войны вывели, с агрокультурными целями, так сказать. То есть зараза сначала разошлась, а потом началось угасание. Отказала репродуктивная функция в первую очередь, потом пошли разные болезни. Мир вымирал долго, просто угасал. В основном из-за бездетности, но и все остальное добавило.
– А как Цитадель уцелела? Не они это, часом, устроили?
– Нет. О ней много писали как о последней надежде. Специально собрали ученых, изолировали от мира, дали им все для работы, включая вечный источник энергии. Разных ученых, не только по профилю.
– А они не были заражены?
– Когда проект организовывали, тогда еще не весь мир был поражен. Отбирали.
– Это чья версия?
– Версия газет из раскопок, – усмехнулся он, – не их собственная. С тех пор они существовали как на космическом корабле, доступа сюда не было никому. На поздней стадии они даже нашли способ лечить, но было уже поздно. Спасти мир не успели.
– А сейчас с этим микроорганизмом что?
– Очагов почти не осталось, но теперь все лечится, даже без больших усилий. В санчасти предупредили, что будете сдавать кровь на анализы раз в шесть месяцев?
– Да, – кивнул я.
– Вот это как раз и есть профилактика. Иногда люди все же цепляют эту дрянь, с дюжину случаев в кибуце сам помню. Но не больше. И без фатальных последствий.
– Откуда цепляют?
– Укусы насекомых в основном. Оводы преимущественно, они переносчики. Причем подхватывают не от животных, а по наследству передают, еще с тех времен.
– А репродуктивная функция как же?
– Просто переносчики, им самим это не вредит. Так что оводов гоняйте, если не хотите курс из десяти уколов ниже спины.
– А самих оводов никак не извести?
Шутихин усмехнулся.
– Пытаются вроде, но пока результата нет. Доигрались они уже с этим, поэтому осторожничают. А вот мух вывели. Да не бойтесь, это действительно теперь лечится. Инкубационный период у болезни чуть не три года, так что обнаруживают всегда вовремя.
– Ну хотя бы так. А животные не заражаются?
– Нет. Их уже вывели такими.
– Радует.
– А вот это интересно. – Биолог оживился и показал пальцем куда-то левей. – Варан. Искусственный тоже, но они недавно совсем появились. Видите?
И точно, по распадку неторопливо двигалась большая, метра в два наверное, ящерица. Серо-песчаных цветов, полосатая, на хвосте полосы контрастней, чем на теле.
– Вывели специально для холмистой и горной местности, как хищника, рапторы сюда не забираются. Сам пока не видел, – пояснил он и достал из сумки камеру.
– То есть редкость?
– Своего рода. Здесь все быстро размножается, в кладках много яиц. Это запрограммировано, Цитадель пытается заселить мир как можно быстрей.
Варан почуял нас, остановился, длинный тонкий язык несколько раз высунулся и убрался в пасть. На всякий случай я перехватил автомат поудобней. Шутихин покосился на меня, но ничего не сказал. То есть я не неправ, наверное.
Ящерица замерла совершенно неподвижно, больше напоминая сейчас скульптуру, чем животное, даже язык убрался. Она уже на визуальном контакте. Но мы тоже пока стараемся быть неподвижными.
– Может напасть?
– Не знаю, если честно. Если бы она была естественного, так сказать, происхождения, то сказал бы, что нет, размер не тот. Но от искусственных ждать чего угодно можно. Их программировали как территориальных хищников, но черт его знает, какая там система классификации угроз.
– Не ядовита?
– Думаю, что почти ядовита, как и комодский варан. Там столько дряни на зубах, что тяжелейшая инфекция гарантирована. Знаете байку о том, как на острове Комодо вараны охотятся на оленей?
– Нет.