Так же нелегко будет и вам, месье Маршан, переменить настроение в вашей стране, которая всегда с большой симпатией относилась к России и с явной антипатией к Австро-Венгрии. Мы, помнится, даже с вами воевали в 1859 году. И у нас хорошо помнят поражения, которые потерпела Австро-Венгрия при Мадженте и Сольферино. Впрочем, и с нашей недавней союзницей, Германией, нам тоже приходилось сражаться – и мы помним несчастное для нас сражение при Садовой. Видите, господа, как причудливо складываются дела политические. Сегодня противники, завтра – союзники…
– Да, ваше величество, – сказал британский посол, – общая смертельная опасность порой заставляет бывших соперников объединяться, чтобы противостоять угрозе. Именно так и обстоят сейчас дела в Европе. Россию и Германию необходимо остановить. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Надеюсь, что все присутствующие здесь разделяют это мнение?
Не сговариваясь, австрийский император, граф Голуховский и представитель президента Франции закивали.
– Господа, – подвел итог беседы император, – мы обозначили наши позиции и обнаружили, что они во многом совпадают. Это меня радует. Самое главное, что мы едины в понимании опасности, которая угрожает нам в результате создания русско-германского союза. Мы пришли к выводу, что противоречия, которые нас когда-то разделяли, вполне преодолимы. И все три наших страны в принципе готовы к созданию нового альянса, целью которого будет нейтрализация угрожающего сложившемуся в Европе равновесию союза России и Германии. То есть имеется основа для дальнейших переговоров о заключении нашего будущего союза. Не так ли, господа?
– Именно так, ваше величество, – сказал представитель французского президента. Его британский коллега подтвердил кивком слова месье Маршана.
– Тогда, господа, – Франц-Иосиф устало опустился в мягкое кресло, – я думаю, что вы немедленно должны доложить своему руководству, президенту Французской республики и премьер-министру Британии о нашем сегодняшнем разговоре. Самое главное мы уже с вами обговорили. Ну, а все нюансы будущего союза вы можете согласовать позднее с графом Голуховским. А я, прошу меня извинить, немного устал. Болезни, возраст… Могу сказать вам одно, господа, доведите до своих правительств, что мы остановили Россию в 1856 году, в 1878 году – и должны сделать это сейчас. Другого выхода у нас нет, иначе континентальная Европа будет начинаться не в Страсбурге, а прямо во французском Бресте. Поверьте старому человеку, господа, я знаю русских и знаю пруссаков: если мы не остановим их сейчас, то не остановим никогда. Все, господа, до свидания.
Михаил II отставил в сторону чашечку с кофе и посмотрел на сидящего напротив командира АПЛ «Северодвинск».
– Владимир Анатольевич, я как человек сугубо сухопутный в ваших морских делах до сего момента совершенно не разбирался. Но теперь должен разбираться, поскольку положение к тому обязывает. Одно дело быть младшим братом императора, человеком без особых обязанностей и хлопот. И совершенно другое – когда эта каменная плита, именуемая властью, ложится тяжелым грузом тебе на плечи, и ты понимаешь, что только ты и никто другой ее не удержит. Вы меня понимаете?
– Абсолютно, ваше величество, – кивнул капитан 1-го ранга, – как и любой из тех офицеров флота российского, кто хоть когда-нибудь стоял на командирском мостике. Вы ведь знаете, что после того, как корабль покинул базу, командир на нем становится абсолютным монархом, «первым после Бога», и только на нем лежит ответственность – вернется ли корабль в родную базу или ляжет на дно морское. Командир вправе принимать решения, карать и миловать. Но зато и ответственность за все лежит только на нем.
– Мишкин, капитан первого ранга Верещагин прав, – добавил свои пять копеек великий князь Александр Михайлович, – ни один армейский полковник не имеет таких прав, какие есть в море у флотского лейтенанта, командующего заштатным номерным миноносцем. Любое другое положение дел грозит бедою и кораблю, и его команде.
– Ах, да, – отозвался император, – понимаю и сочувствую вам, господа моряки. Но все же, если нам, то есть России, придется в союзе с Германией выступить против Британии, то вопрос нашего флота видится мне первоочередным.
– А что с ним не так, Мишкин? – встревожено отозвался Александр Михайлович, – мы же вроде победили?