Мир царя Михаила (СИ)

Мы прошли по перрону и, миновав помещения вокзала, вышли на Знаменскую площадь. А там, - я чуть не воскликнул от удивления и восхищения, - чуть в стороне от того места, где обычно останавливаются извозчики ожидающие прибывших на поезде пассажиров, стояло зеленое и приземистое, на широких дутых колесах, авто, не похожее ни на одно, которое мне удалось увидеть. На изделия господина Даймлера ЭТО походило не более, чем современный крейсер похож на ладью викингов. Небольшое окно на переднем месте слева было приоткрыто, а сидевший внутри человек курил папиросу. Степан одернул шинель и подойдя к авто склонился к окошку, - Господин сержант, - сказал он, - вот, Никодим Ефимыч человека к вам послали. Нерусский, Тринклером его зовут, Густавом Васильевичем…

- Хорошо, Степа, - ответил человек, которого солдат назвал сержантом, - Тринклер - это хорошо, - в авто что-то щелкнуло и с противоположной стороны открылась передняя дверь.

- Густав Васильевич, - сказал мне сержант, - вы машину обойдите, и присаживайтесь. А ты, Степа, что скажешь, - обратился он к моему сопровождающему, - будет еще кто или нет?

- Та не, вряд ли, хотя бис его знае… - ответил солдат, - вроде господин Тринклер - они из последних были.

- Ну, тогда, Степан, можешь быть свободен, - сказал сержант, - и передавай привет Никодим Ефимычу. А мы поехали.

Я обошел авто, втиснулся внутрь, захлопнул за собой дверцу, и теперь старался поудобнее устроиться на сидении. Получалось это у меня с непривычки плохо.

- Вы это, саквояжик на колени можете поставить, - подсказал мне человек, сидевший за рулем, и поворотом какой-то ручки завел мотор.

- А куда, собственно, мы едем, - спросил я, когда авто тронулось.

- В Новую Голландию, - ответил мне мой спутник, - там вас уже ждут.

Тут мне опять стало нехорошо. Название этого места, штаб-квартиры ГУГБ, знал каждый образованный европеец. Я решительно не мог понять - чем именно я мог провиниться перед хозяевами этого зловещего места. Но я надеялся, что недоразумение разрешится благополучно, и имя Степана Осиповича Макарова, телеграмму которого сохранил, поможет мне в этой юдоли скорби. Но, как говорится, действительность превзошла все мои, даже самые смелые ожидания.

Свернув с Невского на Адмиралтейский проспект, а потом, с Исаакиевской площади на Конногвардейский бульвар, наше авто подъехало к красным кирпичным стенам Новой Голландии. Приняли меня там не как государственного преступника, а скорее, как дорогого гостя. Из разговора с господином Тамбовцевым, умнейшим человеком, прекрасно разбирающимся в современной технике, я узнал, что государственная безопасность, если трактовать ее расширительно, включает в себя и поиск таких как я молодых и перспективных инженеров. И что мой тринклер-мотор исключительно важен для будущего России. А с господином Смирновым, изгнавшим в свое время меня с Путиловского завода, уже разговаривают совсем другие, куда менее вежливые люди.

- Вот вы, Густав Васильевич, - сказал мне господин Тамбовцев, - даже не можете себе представить - какие огромные возможности и перспективы у вашего изобретения. Моторы вашей конструкции, мощные, легкие, экономичные, можно использовать везде и всюду. И на кораблях, и на авто, на тракторах, и даже на железных дорогах. Локомотивы с моторами вашей конструкции со временем должны заменить паровозы. Конструкция вашего двигателя куда более прогрессивная, чем у господина Дизеля, что сулит фирме братьев Нобелей значительные убытки от конкуренции. Но нас это не волнует. Так что, Густав Васильевич, мы готовы помочь вам в вашей работе на пользу России, всей, так сказать мощью нашей организации. Патент ваш у братьев Кертлинг мы выкупим, вы не беспокойтесь. А пока будете работать у Степана Осиповича Макарова в Кронштадте на Пароходном заводе. Да и сам он должен подъехать сюда с минуты на минуту - ему тоже есть, что вам сказать, и есть, что предложить. Привыкайте, ведь с этой минуты вы не просто инженер Тринклер, а человек, который может принести огромную пользу нашему государству.

21(08) марта 1904 года. Вечер. Перегон между Нюрнбергом и Карлсруэ.

Старший лейтенант Бесоев Николай Арсеньевич.

Мерно стучат колеса вагона, наш поезд движется по Германии. После того, довольно резкого разговора о социализме с национальным уклоном, Сосо долго молчал. Время от времени он выходил из купе в проход покурить, и по часу стоял там, пристально вглядываясь в проносящиеся мимо нас типично немецкие пейзажи.