Так же нелегко будет и вам, месье Маршан, переменить настроение в вашей стране, которая всегда с большой симпатией относилась к России, и с явной антипатией к Австро-Венгрии. Мы, помнится, даже с вами воевали в 1859 году. И у нас хорошо помнят поражения понесенные Австро-Венгрией при Мадженте и Сольферино. Впрочем, и с нашей недавней союзницей, Германией, нам тоже приходилось сражаться — и мы помним несчастное для нас сражение при Кениггреце. Видите, господа, как причудливо складываются дела политические. Сегодня — противники, завтра — союзники.
— Да, Ваше величество, — сказал британский посол, — общая смертельная опасность очень часто заставляет бывших соперников объединяться, чтобы противостоять этой угрозе. Именно так и обстоят сейчас дела в Европе. Россию и Германию необходимо остановить. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Надеюсь, что все присутствующие здесь разделяют это мнение?
Не сговариваясь, австрийский император, граф Голуховский и представитель президента Франции закивали головами.
— Господа, — подвел итог беседы император, — мы обозначили наши позиции, и обнаружили, что они во многом совпадают. Это меня радует. Самое главное, что мы едины в понимании опасности, которая угрожает нам в результате создания русско-германского союза. Мы пришли к выводу, что противоречия, которые нас когда-то разделяли, вполне преодолимы. И все три наших страны в принципе готовы к созданию нового альянса, целью которого будет нейтрализация угрожающего сложившемуся в Европе равновесию, союза России и Германии. То есть, имеется основа для дальнейших переговоров о заключении нашего будущего союза. Не так ли, господа?
— Именно так, Ваше величество, — сказал представитель французского президента. Его британский коллега подтвердил кивком головы слова месье Маршана.
— Тогда, господа, — сказал Франц-Иосиф, устало опускаясь в мягкое кресло, — я думаю, что вы немедленно должны доложить своему руководству, президенту Французской республики и премьер-министру Британии о нашем сегодняшнем разговоре. Самое главное мы уже с вами обговорили. Ну, а все нюансы будущего союза вы можете согласовать позднее с графом Голуховским. А я прошу меня извинить, немного устал. Болезни, возраст… Могу сказать вам одно, господа, доведите до своих правительств, что мы остановили Россию в 1856 году, в 1878 году, и должны сделать это сейчас. Другого выхода у нас нет, иначе континентальная Европа будет начинаться не в Страсбурге, а прямо во французском Бресте. Поверьте старому человеку, господа, я знаю русских и знаю пруссаков, если мы не остановим их сейчас, то не остановим никогда. Все, господа, до свидания.
Михаил II отставил в сторону чашечку с кофе, и посмотрел на сидящего напротив командира АПЛ «Северодвинск». — Владимир Анатольевич, — казал он, — я, как человек сугубо сухопутный, и в ваших морских делах до сего момента совершенно не разбирался. Но теперь должен, поскольку положение к тому обязывает. Одно дело быть младшим братом императора, человеком без особых обязанностей и хлопот. И совершенно другое, когда эта каменная плита, именуемая властью, ложится тяжелым грузом тебе на плечи, и ты понимаешь, что только ты и никто другой ее не удержит. Вы меня понимаете?
— Абсолютно, Ваше Величество, — кивнул капитан 1-го ранга, — как и любой из тех офицеров флота российского, кто хоть когда-нибудь стоял на командирском мостике. Вы ведь знаете, что после того, как корабль покинул базу, командир на нем становится абсолютным монархом, «первым после бога», и только на нем лежит ответственность — вернется ли корабль в родную базу, или ляжет на дно морское. Командир вправе принимать решения, карать и миловать. Но зато и ответственность за все лежит только на нем.
— Мишкин, капитан первого ранга Верещагин прав, — добавил свои пять копеек Великий князь Александр Михайлович, — ни один армейский полковник не имеет таких прав, какие есть в море у флотского лейтенанта, командующего заштатным номерным миноносцем. Любое другое положение дел грозит бедою и кораблю и его команде.
— Ах, да, — отозвался император, — понимаю и сочувствую вам, господа моряки. Но все же, если нам, то есть России, придется в союзе с Германией выступить против Британии, то вопрос нашего флота видится мне первоочередным.
— А что с ним не так, Мишкин? — встревожено отозвался Александр Михайлович, — мы же вроде победили?