Мета смотрела на Язона с ужасом. С ее точки зрения, он разбалтывал недопустимые вещи. Робс слушал с захватывающим интересом. Казалось, он сейчас выдохнет: «Во, круто! Прямо как по видику!» А Долли смотрела мимо Моргана в стену и глаза ее с каждой секундой зримо мутнели, будто она стремительно пьянела или засыпала. Словом, процесс пошел.
— Ты не зря провел это время на планете, — оценил Морган. — Я буду думать над твоими идеями.
— Спасибо, Генри Однако пойми, теперь-то мне точно нужно знать, чем ты уже владеешь из нематериальных ценности. Точнее, чем владеет Сгарик Сус. Что гакое, черт возьми, этот аукснис жверис!
— Я не смогу тебе помочь сегодня, — проговорил Морган странным замогильным голосом и надолго замолчал.
Язон метнул быстрый взгляд на Долли, но та и без него уже поняла, что наступает кульминационный момент. Глаза ее из изумрудно-прозрачных сделались буквально малахитовыми, даже разводы какие-то темные на радужке проступили. Неужели Морган не замечает этой странности?
Но Морган, похоже, не замечал уже ничего. Он как будто впал в глубокий транс. Молчание сделалось гнетущим. И тогда главарь флибустьеров вдруг произнес четким, бодрым, но совершенно не своим голосом:
— Язон, поговори об этом со своим капелланом. На Джемейке есть традиция: жених и невеста имеют право задать несколько очень откровенных вопросов своему капеллану. И тот обязан ответить честно. Поговори. Капеллан, как и все буканьеры, знает про Старика Суса. А сейчас... К столу, к столу, к столу!..
В огромном праздничном зале все смешалось. Бокалы, кубки, подносы, свечи, мужчины, женщины, блюда, бутылки, пьяные, трезвые, господа, слуги, витальеры, флибустьеры, серебро, золото... В глазах рябило. Затеряться было предельно легко. Найти кого-то — безумно сложно. Об этом и мечтал Язон, но вначале (убедившись, что Морган уже достаточно далеко) он прошептал:
— Долли, Долли, ну что? Говори быстрее!
— Его мысли очень трудно читать. Безмерно трудно, — как-то очень по-взрослому ответила девушка совершенно измученным голосом. — Их кто-то блокирует.
— Может, он сам? — предположил Язон.
— Не знаю. Больше похоже на постороннее вмешательство.
— Это уже очень важная информация. И все же, Долли. Он знает, где Старик Сус, кто он такой? Знает ли он, наконец, что такое аукснис жверис?
— Да, — сказала Долли почти уверенно. — Но он действительно не может сказать этого нам. Действительно не может. Очень трудно читать эти его тяжелые, скользкие, совершенно чужие, ну, то есть не его мысли...
— Извини меня, девочка. Я не знал, что будет так трудно.
— Это наша общая работа, — откликнулась она опять очень по-взрослому.
— И последнее, — Язон посмотрел на нее виноватыми глазами. — Что это был за странный совет?
— А это не он дал вам совет. Это кто-то другой внутри него, и потому мне кажется, что совет хороший. Морган сейчас не помнит, что именно сказал. Но скорее всего через какое-то время вспомнит. Так что поспешите, сэр...
Она могла бы и не произносить последних слов.
— Долли, кто бы ни спросил обо мне, даже если Мета, говори, что я где-то тут. Поняла?
Девушка кивнула и юркнула в толпу веселящихся граждан Джемейки, ища глазами Робса. А тот уже спешил ей навстречу.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Капеллан храма Рождества Богородицы, что на Гордельском спуске, ходил вдоль алтаря и расставлял свечи. Когда Язон ступил под своды центрального нефа и его шаги гулким эхом отозвались в самых дальних уголках помещения, священник неспешно оглянулся и сказал:
— Вы рановато пришли, сын мой, видите, я только еще подготовил бланк, а заполнять его имею право лишь в присутствии государственного чиновника. Впрочем, уже совсем скоро я жду этого посыльного от сэра Генри Моргана, он проставит большую гербовую печать и завизирует регистрацию вашего брака.
— Очень приятно, падре, но я пришел не только за нашим свидетельством... Ой, — прервал сам себя Язон, увидев бланк и невольно беря его в руки. — Что за странный материал?
— Официальные церковные документы традиционно пишутся на пергаменте, изготовляемом из свиной кожи.
— Свиной? — недоверчиво переспросил Язон. — Такой тонкой. Уж не человечья ли она, падре?
— Нет, сын мой. На человечьей коже, причем собственной кровью, пишутся только клятвы флибустьеров при вступлении в их «высочайшее сообщество».
Последние два слова были сказаны с явным пренебрежением, и Язон понял, что теперь самое время задавать главные вопросы.
— Падре, я пришел, чтобы спросить у вас кое о чем важном.
— Спрашивай, сын мой, сегодня ты имеешь на это право.
— Вы ведь буканьер, падре? Кто такие буканьеры? Почему они молчат о себе?
— Присядем, сын мой, и я расскажу.
Они сели, и капеллан неожиданно предложил, переходя на «ты»:
— Закурить хочешь?
— Так ведь это богомерзкое занятие!
Уж такую-то элементарную вещь о правилах, принятых в христианской церкви, знал даже безбожник Язон.
— А, перестань, на этой планете давно сместились все представления о богомерзких занятиях.
И капеллан достал из-под своей зеленой рясы пачку сигарет. Неужели «Антарес»? Действительно «Антарес». Случайное совпадение? Или вообще начинается чертовщина?