— В чем вина каждого? Не мне — себе этот вопрос задайте. В души свои смотрите, и кто из вас увидит свет? Кто свободен хотя бы от одного из семи смертных грехов? Я вам напомню их, ибо коротка ваша память, люди.
От зависти кто свободен? Чему завидуете? Не уму, не праведной жизни, не трудолюбию, не мастерству! Завидуете силе, деньгам, власти.
От скупости кто свободен? Я не говорю: кто ближнему отдал рубашку? Кто милостыню подал, спрашиваю?
Чревоугодие уже и грехом не считаете, рабы животов своих ненасытных. Спрашиваю, кто очищает тело свое постом?
Гордыня вас обуяла, и смирение ваше полно злобы и лицемерия. А гордость — смертный грех, ибо чем гордиться каждому, не жизнью ли своей, короткой и убогой, не слабостью ли своей перед лицом власть имущих?
Богопротивному унынию поддаетесь и в тоске проводите дни свои, а тоска ваша от невозможности утолить стремление к греху, и нет у ней иной причины.
О седьмом смертном грехе спрошу: от гнева на ближнего кто воздержался? Свои грехи прощаете, чужие — никогда. Кто из вас не обидел друга злопамятностью и гневом своим?..
Вальд, один из немногих, кому в этой толчее удалось сохранить способность рассуждать, видел вокруг искаженные лица и сам ощущал странную приниженность, слыша оскорбительный смех и вопли человекоподобного автомата. Рядом с ним лысый толстяк, взвизгивая, раздирал на себе рубаху. Парень в ярком свитере выхватил из губ соседки сигарету, та даже не повернула голову. Вальд почувствовал сладкий запах эйфорита. Толпой овладевала массовая истерия. Вальд это понял, пробираясь к выходу. Он двигался, расталкивая людей, но на него не обращали внимания, и только иногда он ловил на себе внимательный и понимающий взгляд и тут же забывал о нем. Вальд отодвинул женщину, которая, подняв руки, бессознательно выкрикивала что-то. Сжатая толпой, она уже не могла опустить рук. Вальд подмял под себя парня с неподвижными глазами и, карабкаясь по чужим плечам, выбрался наружу.
Он долго стоял, судорожно вдыхая пропитанный бензином и серным ангидридом воздух. Рядом чавкал компрессор фильтра. Вальд вспомнил о маске, натянул ее; пошатываясь от головокружения, побрел к своей машине. На уровне вторых-третьих этажей репродуцировались фигуры кибера и пророка. Голограммы давали увеличенные изображения, и пророк, казалось, заглядывал в самую душу своими добрыми изумрудными глазами. Ферро смолк, и в пространстве зазвучал утешительный баритон пророка:
— Робот прав, ведь он свободен от пристрастий. Да, мы рабы! Рабы грехов своих. Своей лености, рабы вещей, своих страстей. Мы грешны, да! Но мы таковы изначала, я и каждый из вас. И если тысячелетия не переделали нас, то неужели надо доказывать, что ничто уже не способно изменить нас, таких, как мы есть, я и каждый из вас. Но одному-то мы должны были научиться. Смирению! Готовности воспринять мир таким, каков он есть. И прожить свое, думая о себе и не пытаясь переделать данное. И мы смиримся, я и каждый из вас! Ибо сказано в писании: “Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться: и нет ничего нового под солнцем”.
Не зря получали паунты молодцы из сектора психологической обработки, нет, не зря. Этот рефрен — “я и каждый из вас” — действовал безошибочно: чем дальше, тем больше хотелось слушать пророка, который принимает меня, маленького человека, таким, каков я есть.
Вальд стряхнул наваждение, уселся в машину, загерметизировал салон, включил аппарат очистки воздуха, сдернул маску и приник губами к раструбу, вдыхая свежий холодный воздух. Он положил под язык таблетку, помедлил с минуту, прислушиваясь, как разливается по телу тепло и яснеет голова, набрал на щитке шифр маршрута. Машина тронулась с места, протискиваясь в промежутки между плотно стоящими лимузинами прозелитов4 — новообращенцев в агнцы божьи. За машиной увязался юродивый без маски, кривляясь и крича:
— Милостивец, дай подышать!
Его отогнал центурион — полицейский автомат-андроид.
Хорошая у него машина. Вальд истратил на нее треть денег, полученных от Тима за робота. Кстати, где Тим? Он как сквозь землю провалился. А поп наверняка надул его там, на берегу, после сделки на Тиме лица не было.
Вальд вспоминал о чем угодно, только бы забыть этот проклятый смех Ферро, еще звучащий в мозгу, только бы не думать об этой сумасшедшей толпе. Кошмарное наваждение. Видно, они что-то подмешивают к атмосфере, иначе почему этот окаянный пророк всегда выступает в закрытых помещениях. А добрый кибер Ферро, что они сделали с ним?