— Да очень просто. Горец, дикий человек, слабый перед природой и господами, никогда бы не сел за один стол с убийцей. Он бы умер от голода. Он бы бросился на нож. А ты такой могущественный, что не считаешь для себя унизительным сидеть со мной. Ты думаешь, что перехитришь меня. А ведь человеку трудно перехитрить гиену, хоть он и умнее и сильнее. Гиена первобытное существо. Я первобытное существо. Даже твой неверный помощник ВосеньЮ — первобытное существо. Вы его научили летать в космосе, считать на компьютере, показали ему, как вы живете, вызвали в нем постоянную зависть и озлобление против вас. Внутри он остался таким же диким, как и до встречи с вами. Ты когда–нибудь был у него дома? Ты знаешь, с каким упрямством и почтением он выполняет все ритуалы первобытной жизни? Я это сразу проверил, как только замыслил великое дело. Я знал, что должен использовать вашу слабость — ваше могущество. Я стал следить за ВосеньЮ, и, узнав, что он внутри остался первобытным, я начал прикармливать его, а прикармливая, я его запугивал.
Пруг Брендийский извлек толстыми пальцами кусок мяса со дна миски и подержал в воздухе, будто намереваясь положить его в тарелку Андрея. Однако, видно, решил, что честь слишком велика, и вместо этого отправил кусок себе в рот. Андрей подумал, что неправильность лица Пруга именно во рте. Рот слишком мал и тонкогуб, будто снят с другого, маленького личика.
— Признай, что в моих словах есть истина.
— Есть, — согласился Андрей. — Мы были доверчивы. В результате убита ПетриА, убит пилот Висконти, тяжело ранен капитан корабля. И боюсь, что это не последние жертвы.
— Желания убивать у меня нет, — сказал Пруг Брендийский. — Не превращай меня в убийцу. Кстати, ты забыл сказать о себе, ты тоже ранен, и о неизвестном человеке, которого пришлось убить вместо археолога. Я понимаю, что тебе смерть неприятна. Ты чураешься ее оскаленной морды. Но если бы ты начал проповедовать миролюбие среди моих людей, тебя бы не поняли. Ты не знаешь войн, а мы живем войной. Мы с вами на войне, и я награждаю тех моих воинов, которые убили врага. Этим они спасли меня и славу клана.
Принесли пирог с ягодами, кислый, свежий, остро пахнущий лесом и смолой. Пруг отломил кусок и положил Андрею.
— Мы никогда не были вашими врагами, — сказал Андрей. — Даже по вашим законам нельзя нападать, не объявив об этом заранее и не бросив вызова. Это считается подлостью.
— Не учи меня, что подло, а что хороню. Ты здесь чужой. Мир подл. Другого я не знаю. Старые законы заржавели. Как только я решу действовать как положено благородному вождю, правительство вышлет меня из города или подстроит мою нечаянною смерть. Можно ли сочетать правила благородной чести и городскую стражу с радиопередатчиками? Я стараюсь сохранить благородство в главном. Я должен возвратить себе престол в горах. Это благо для моих подданных. Ради этого блага я позволю себе презреть некоторые устаревшие правила благородства. А как только вы оказались на моем пути к великой и благородной цели, вы стали моими врагами, хотите вы того или пег.
Вошел ДрокУ. Он нес серебряный таз для омовения рук. Простому воину такая честь недозволена.
Пруг Брендийский вымыл пальцы в тазу. Потом ДрокУ поставил таз перед Андреем.
— Я не согласен с вами, — сказал Андрей Пругу.
— Меньше всего мне нужно твое согласие. Я пригласил тебя не для того, чтобы оправдываться.
— Зачем же тогда?
— Чтобы объяснить то, чего ты не понимаешь. Ты не должен сопротивляться. И не замышляй каких–нибудь фокусов. Потому что эти фокусы приведут к твоей смерти.
ДрокУ поставил на пол таз и хлопнул в ладоши. Слуги убрали со стола и принесли курильницы.
— Я бы мог схитрить, — сказал Андрей, поднимаясь. — Я мог бы притвориться покорным и в тишине планировать, как освободиться от вас. Но мои собственные понятия чести не позволяют мне этого сделать. Вы были правы, говоря, что нам дорога любая жизнь. Убийство и честь несовместимы. Я буду бороться с тобой, Пруг, пока ты не будешь обезврежен.
— Для этого тебе придется меня убить, а убивать ты не хочешь. Так что ты бессилен, господин неба. И твой галактический клан бессилен. Когда мне нужно убить, я убиваю, а ты рассуждаешь. Иди рассуждай, я тебя не боюсь. Ты даже не сможешь отомстить за свою женщину. Я в презрении плюю на тебя. Уходи.
По кают–компании раскатился громкий, утрированный смех Пруга.
— Я провожу его? — спросил ДрокУ.
— Нет, мне надо с тобой поговорить, пускай его отведет КрайЮ.
Пожилой одноглазый горец с седыми косами усов, свисающими на грудь, вывел Андрея в коридор.
***
Андрей понял, что его ведут в каюту. Это его совсем не устраивало. В каюте он был бы изолирован.
Он сморщился, схватился за руку. Прислонился к стене, изображая крайнюю степень страдания. КрайЮ подтолкнул его в спину и, Андрей издал громкий стон.
— Больно, — сказал он. — Надо к доктору.
— Слизняк, — заметил презрительно горец.