“Неужели все это произошло за два года? Нет! Просто раньше я этого не замечал”, — думал Рамиро, вылетая, с явным превышением скорости, на Флаглер.
Опять же не отдавая отчета в том, зачем он это делает, Рамиро повел “шевроле” в самый богатый район города Вест-Палм-Бич. По дороге почувствовал голод и заехал в ресторан “Ла Карета”.
До обеда было еще далеко, и официант, расставив перед одиноким посетителем закуски, заговорил с ним. Рамиро сказал, что он мексиканец, и в ответ получил комплимент по поводу его английской, почти без акцента, речи и признание:
— А знаете, я поначалу принял вас за кубинца. Они любят у нас бывать. — И официант стал перечислять хорошо известные Рамиро имена.
Все это были так называемые вожди отдельных организаций, групп и группировок гусанос, крупные предприимчивые дельцы, большинство из которых сумели еще до революции разместить свои капиталы в США. Два года назад таких групп в Майами было более сотни.
— Странно только, — продолжал официант, — раскланиваются друг с другом издали, вежливо, но никогда между собой не говорят…
“Еще бы! — подумал Рамиро, всаживая в холодного лангуста тупой рыбный нож. — Каждый из этих мечтает возвратиться на Кубу президентом… при помощи Сонни, “полковника Фрэнка”, Мак Куоринга… После обеда непременно поеду к Марте… Похоже, что не следят… Да и она лучше других расскажет… Каналья, и тебе не стыдно? Разве ради этого ты хочешь ее видеть?..”
До революции Марта была звездой телевидения в Гаване. Рамиро не пропускал ни одной передачи с ее участием. Вздыхал, подшучивал над собой — иногда зло. В его мечтах она была недосягаемой королевой. В Майами, выйдя из тюрьмы, где просидел полтора года за ограбление игорного дома, он встретил Марту у Мирты де Пералес, активной контрреволюционерки, содержавшей дамский салон. Но Марта на знакомство не пошла. Лишь несколько дней спустя случай положил начало их дружбе. Молодая женщина, переходя улицу, оступилась и подвернула ногу. Рядом оказался Рамиро, да еще с машиной. Он подвез Марту к врачу, а затем и домой. По дороге Марта с удовольствием обнаружила, что Рамиро умеет слушать и во многом разделяет ее взгляды на жизнь и на то, что кругом происходит.
Днем Марта помогала хозяйке салона принимать клиенток, а вечерами у нее не было другого занятия, как без конца до самых мельчайших подробностей, порой казавшихся Рамиро смешными, вспоминать прежнюю жизнь в Гаване.
Марта не любила Мирту де Пералес, экзальтированную, взбалмошную, надменную, не любила еще и за ее дикую ненависть к тому, что происходило на Кубе. Молодая женщина тихо тосковала по оставленной родине, тяжело переживала разлуку с родными. Рамиро не посвящал Марту в свои дела. Ему с ней было уютно, тепло, особенно когда они оставались одни — будь то дома, в зале кинотеатра, на пляже, в парке. С ней он отдыхал душой, был к Марте предельно внимателен и вскоре почувствовал, что ей хочется создать семью, стать матерью. Рамиро не без труда всякий раз уходил от разговоров на эту тему, заводимых Мартой робко, стыдливо, с опаской.
Разыскивая сейчас Марту, Рамиро с затаенным теплом думал о том, что с ней, как она его встретит.
Дом на углу Одиннадцатой и Двадцать четвертой улиц юго-запада по-прежнему был занят дамским салоном, но уже не принадлежал Мирте де Пералес. Эта “сеньорита” однажды по неизвестной, никем не установленной причине исчезла с горизонта своих клиенток и знакомых, и старая вывеска была заменена новой. Рамиро все-таки узнал одну из прежних маникюрш, и та поведала ему, что Марта ушла примерно за полгода до таинственного исчезновения хозяйки, рассорившись с ней и не получив даже расчета.
Миновала неделя, прежде чем Рамиро напал на след Марты. Еще три дня он шел по нему, метаясь по городу из одного частного дома в другой, пока наконец не нашел ее. Встреча была радостной.
Марта, в легком розовом платье, кружевном передничке и таком же накрахмаленном чепчике-венце на голове, казалось, была готова к выходу на сцену. Но, увы, теперь она была всего лишь служанкой в доме богатого промышленника, чьи химические предприятия находились в Джексонвилле и Атланте.
— Рамиро, ты? Какое счастье! Не может быть! Входи, Рамиро! Я так рада! Я думала, ты пропал, забыл меня. Входи же, дорогой! — Марта бросилась ему на шею. — Мне было плохо, плохо без тебя, очень… — Торопливо произнося слова, она провела его в маленькую комнатку для прислуги.
— О’кей, Марта! Я с тобой. Мне приятно, что ты рада. — Он обнял ее и нежно прижал к груди. Губы потянулись к ее уху, к родинке за ним.
Марта усадила гостя в удобное кресло рядом с торшером. В глазах ее стояли слезы.
— Думала, встретил другую… Плакала, Рамиро. Но потом, потом вдруг сразу поняла, что ты иначе жить не можешь. Иначе тебе не одолеть эту жизнь. Ты делал то, что должен был делать…