Мир приключений 1983 г.

— Но почему? — поразился Клевцов. — Ведь сами же сказали: долг…

— По отношению к вам. И только. Мы не смеем давать больше, чем требует разумный минимум, и нам запрещено к объекту помощи подключать новых лиц, не влияющих прямо на его жизнь.

— А если эти лица для меня важны, как жизнь, как вся моя работа?

— Запомните: поступки контролировать мы не вправе. Мы можем лишь указать их желательное русло, что и подкрепляем необходимой материальной помощью. А дальше думайте сами. Машина рассчитала: вы сделали верный выбор. Для работы вам достаточно. Только не обесценьте ее неверным шагом. Через год будет проверка. Прощайте.

— Спасибо, — растерянно пробормотал Клевцов. — Но…

Внезапно обрушившаяся темнота опрокинула его навзничь и лишила дара речи.

Он трудно приходил в себя.

Никогда еще слабость не сковывала так его тело, не омрачала так его рассудок.

«Второго обморока я не выдержу», — вяло протекла и пропала мысль.

Сквозь полузабытье он едва слышал чьи-то совершенно посторонние, отчаянные голоса:

— Дядя Слава, дядя Слава, ну, пожалуйста, не умирайте!

«Это меня зовут, подумал он. А собственно, чего теперь-то волноваться? Ведь я договорился, мне обещали… Кто? Когда? Что за нелепость! Это же все галлюцинация. Такого не бывает! И — согласуется с моей работой… Да! «Энтропия времени. Фактор жизни». Не написанная еще, последняя глава. Но в ней — все-все… Значит, могло произойти? Случилось?!»

Господи, но до чего же он ослаб!..

Клевцов открыл глаза и, упираясь дрожащей рукой в грязный пол, попытался сесть.

От голода тупо ныло в желудке, холодная комната не грела, за стеной по-прежнему гремела канонада — все было так, как он уже привык…

Перед ним стояли заплаканные и одновременно радостные ребятишки.

«Много ли человеку для счастья надо? — с болью подумал Клевцов. — А всего-то навсего, чтобы он просто жил. И чтобы рядом тоже кто-то жил. Если уж явился на свет».

— Ой, дядя Слава, мы так испугались!.. Мы думали, что вы…

— А вот и дудки! — принужденно весело улыбнулся Клевцов. — Я, братцы, сильный. Даром, что ли, я Дед Мороз?

Он вовремя вспомнил о своей игре, а они, словно и не случилось досадной заминки, с восторгом ее подхватили.

«А они мне верят, — с внезапной радостью отметил он. — Теперь-то уж точно — верят!»

Он, наконец, поднялся и неловко перебрался за стол. Дети неотрывно следили за ним.

Батюшки, с отчаянием сообразил он, да они и впрямь ждут от меня чуда!..

Он машинально оглядел поверхность стола.

Кроме рукописей — ничего.

Он поворошил рукой бумаги. И под ними пусто…

Впрочем, этого и следовало ожидать. Все в полном соответствии с законами природы. Или с тем, что мы привыкли так именовать… Другого пока нет. Для объяснений нужно время. Нужно время… Сколько?

— Вот что, ребятки, — медленно произнес Клевцов, — я до чертиков хочу пить. Сбегайте кто-нибудь, наколите льда. Ладно? Мне до вечера надо еще много написать…

— А нам будет подарок на Новый год? — вдруг спросил самый младший.

Клевцов безучастно, словно не понимая, о чем речь, посмотрел на него.

— Ну да! — наконец спохватился он. — До вечера еще нескоро. Погодите.

А чего, собственно, он ждал? Во что верил сам? Конечно, Дед Мороз — так мило… И эти странные видения в бреду — занятны, спору нет… Но есть еще работа. И голод, холод и тоска — твои бы только, ладно, но эти трое — им за что страдать!.. Вот уж нелепость!..

— Ну, все, — повторил он, замерзшими пальцами беря огрызок карандаша, — бегите наколите льда. И до вечера будем работать. Вы ведь тоже без Дела не умеете сидеть? Верно?

…Когда фитиль почти истлел и только призрачное сияние распространял вокруг себя, так что буквы в словах и сами слова слились в сплошные, смутно различимые полосы на бумаге, Клевцов глянул на часы.

Одиннадцать вечера… Еще час — и сегодняшний день отлетит в пустоту.

Что потом?

Дети спали в углу на старом матрасе, тесно прижавшись друг к другу под узким шерстяным одеялом. Вероятно, они видели сны. Добрые сны. Под Новый год все становится добрым и до чудесного простым…

Клевцов на мгновение зажмурился, прогоняя накатившую слабость, а когда открыл глаза, то невольно вздрогнул.

Нет, этого он в душе ждал весь день, не веря, тайно, и все-таки теперь, когда случилось, он вдруг поразился. Даже почувствовал легкий испуг.

Посреди стола, неясно различимый в тусклом свете фитиля, лежал маленький сверток, крест-накрест аккуратно перетянутый бечевкой. Его персональный паек. Обещанный и выданный наконец, чтобы в урочный час здесь, на столе, появляться впредь. Пока не кончит он свою работу, такую нужную всем, кто живет, и тем, кто будет жить, — особо. Пока не кончится блокада…

Рука безвольно потянулась к свертку и так же безвольно замерла на полпути.

Рядом, в двух шагах, спали дети, которые верили в сказку и оттого больше всего на свете боялись с ней расстаться. Потому что прощание закончилось бы крахом. Они это чувствовали. Неважно, что не понимали.

А он- то понимал. Он все понимал. Недаром взялся объяснить суть жизни во Вселенной… Ее законы и изменения и вечный расцвет.