Мир приключений, 1978 (№23)

Этот второй сборник особенно эффектен. В разделе «Русская социальная утопия» здесь фигурируют такие — не попадавшие прежде даже в контекст статей о нашей фантастике — имена, как Л. Толстой, И. Гончаров, Г. Успенский, Н. Лесков, В. Короленко, М. Горький… К сожалению, собственно научной фантастике в этом сборнике повезло значительно меньше. Не по занимаемому в нем объему, нет, в книгу вошел с некоторыми сокращениями целый роман (и какой — знаменитая «Красная звезда» А. Богданова!). Но в более чем тридцатистраничном предисловии С. Калмыкова, детально излагающем становление утопии в русской литературе, лишь вскользь упомянуто о нашей дореволюционной научной фантастике, — и это воспринимается как своеобразное «остаточное явление» изживаемых ныне представлений о «случайности» НФ в отечественной литературе… К счастью, одновременно с «Вечным солнцем» солидным тиражом вышла наконец и первая (добавим: пока единственная) книжка [24] о дореволюционной русской фантастике. Небольшая, но необычайно емкая, она более чем убедительно свидетельствует, что не столь уж и редкой гостьей была фантастика (а не только утопия) в старой нашей беллетристике.

К антологиям же позже присоединились еще две: «Русская литературная утопия», составленная В. Шестаковым (издательство МГУ, 1986) и восстанавливающая для любознательного читателя ряд недоступных прежде текстов, и «Русская фантастическая проза» — солидный, в шестьсот страниц, том, открывающий новую 24-томную «Библиотеку фантастики». Том этот издан непредставимым по прежним временам тиражом в 400 тысяч экземпляров…

Да, находятся, конечно, еще и сегодня люди, которым копание в архивах фантастики кажется ненужным: ведь там, в старой фантастике, по их мнению, одни лишь малопримечательные произведения, вспоминать о которых означает заниматься «снобистско-библиофильским любованием мнимыми сокровищами». Я отнюдь не утрирую, не выдумываю эту мрачноватую фигуру убежденного в единоличной своей правоте оппонента. Именно эти выражения («снобистский вкус», «библиофильское любование», «мнимые сокровища»…) содержал один из отзывов на готовившееся первое издание данной книги…

Подобные взгляды любопытно было бы спроецировать на изучение литературы «основного потока». Нашей большой литературы. Разве не получилось бы в результате, что и академическую историю ее следует переписать, ограничившись рассмотрением творчества лишь тех писателей, чьи имена вошли в учебники для пятого — седьмого классов общеобразовательной средней школы?! Такое допущение заведомо фантастично. В отношении же фантастики, как ни удивительно, и в наши дни обостренного к ней интереса оказывается возможен подобный откровенно вульгарный подход… Впрочем, остановимся.

Не относя себя к тем из «фантастоведов», кто, по словам В. Ревича, впадает в другую крайность и склонен «объявлять дореволюционную фантастику яркой и заметной ветвью великой русской литературы», полагаем тем не менее, что «копаться» в прошлом нашей фантастики надо. Надо, чтобы понять, на какой почве вызревала современная советская фантастика, столь громко заявившая о себе в последние десятилетия, столь уверенно вышедшая на мировую арену. Надо, чтобы убедиться: фантастика отнюдь не инородное тело в русской литературе, отнюдь не искусственно привитые неведомо кем традиции западных фантастов. Надо, наконец, чтобы подтвердить: народ, осуществивший грандиозную мечту всех народов и поколений, — этот народ умел и любил мечтать!..

Не будем углубляться в русские народные сказки, хотя в историческом плане они выразительнее всего подтверждают последнее положение. Возможно, именно по этому они давно уже со всей обстоятельностью проанализированы помимо фольклористики и в работах, посвященных фантастике. Даже и без сказок, даже без первых русских романов, в назидание царствовавшим особам рисовавших облик «идеального государя» и по» тому, несомненно, проходящих и по ведомству Утопии, — о многом, очень многом хотелось бы сказать, если уж зашла речь о старой русской фантастике…