И начинается обычная для западной фантастики история — многовековая эксплуатация недр планеты. Необычно лишь то, что ведется-то она… с помощью самой Эйликс, послушно загружающей трюмы грузовых звездолетов ценнейшим минералом. Однако же сотни лет общения с людьми дали ей нечто большее, чем простое умение выполнять приказы: под влиянием впитываемых ею человеческих знаний и опыта разбуженное ее сознание преобразуется в разум.
Этот суперинтеллект бесконечно доверчив к людям. Единственное, чего он прямо-таки жаждет в обмен на тысячетонные сгустки сокровищ своей планеты, — это общение. «Я привыкла к обществу людей. Без них я очень одинока…» А люди, коварные и недалекие люди будущего (они зачастую предстают таковыми в западной фантастике), уже заподозрили в бедной одинокой Эйликс… кого бы вы думали?!. Своего Врага Номер Один! Еще бы, ведь она поистине всемогуща по сравнению с землянами! Всемогуща, несмотря на все их хитроумнейшие машины! Им страшно подумать, даже представить страшно, что может произойти, сменись вдруг ее расположение к людям пусть всего только недоброжелательством. Невдомек им, коварным и недалеким, что Эйликс просто незачем враждовать с людьми, ей просто нечего делить с ними! Невдомек… и они уже затевают бессмысленные, заведомо обреченные на неуспех акции по уничтожению сверхопасной планеты. И Эйликс вынуждена защищаться от этих ставших слишком уж агрессивными землян, она изобретает все новые и новые способы экранировки и в конце концов совсем исчезает из поля их зрения — перемещает свою планету в другую Галактику.
А жажда общения с ними, людьми, остается, и Эйликс неподдельно счастлива, когда часть заблудившейся экспедиции землян (которую, кстати, она без всякой корысти выручает из весьма бедственного положения) добровольно поселяется среди истинно райских лесов и озер, предупредительно возникших на этой милой, доброй одинокой планете…
Рассказ М. Лейнстера так и называется — «Одинокая планета». Что ж, она-то, Эйликс, и была уникальным в фантастической Вселенной разумным Океаном-планетой… пока не появился у нее «младший брата — мыслящий Океан Соляриса: роман С. Лема был написан значительно позже этого рассказа. Естественно, между «родственниками», даже и близкими, нет никакого иного сходства, кроме чисто внешнего, да и в этом плане близнецами их никак не назовешь. Пожалуй, именно вот этой открытостью людям, неуемной своей общительностью, бесхитростной любознательностью бесконечно терпеливая Эйликс и отличается прежде всего от мрачноватого, замкнутого, трудного на контакт мудреца с планеты Станислава Лема.
Чтобы исчерпать до конца заданный себе вопрос, если не перечислим (слишком их много), то хотя бы разобьем на группы другие фантастические планеты, чем-либо близкие Солярису.
Это, во-первых, планеты, покрытые вместо Океана иной мыслящей — или хотя бы чувствующей — однородной субстанцией: цветами («Вы, вероятно, назвали бы нас единым организмом. Наши корни сплетены в единую сеть, она охватывает всю планету, — возможно, вы скажете, что это наша нервная система. На равных расстояниях расположены большие массы того же вещества… должно быть, вы назовете это мозгом. Не один мозг, а многое множество, и все они связаны общей нервной системой…» — мы процитировали роман К. Саймака «Все живое…»), «сиреневыми песками» («Аналогия» М. Емцева и Е. Парнова), «первичным илом» («Последняя великая охота» А. Якубовского)…
Это, во-вторых, планеты, заселенные сообществами с жестко сбалансированной экологией, — все живое составляет в подобном мире единое целое. Таков, к примеру, Пирр в романе Г. Гаррисона «Неукротимая планета». То же и в романе Р. Маккены «Охотник, вернись домой» и, скажем, в рассказе Д. Шмица, который так и называется: «Сбалансированная экология». Еще один пример — «У каждого дерева своя птица» С. Другаля.
В-третьих, это планеты, на которых, как и на Солярисе, землян подстерегают псевдореальные образы, извлеченные из памяти людей, двойники или всевозможные иные вполне ощутимые «фантомы»; на поверку такие планеты могут оказаться «искусственницами» — чудесным творением высокоразвитых братьев по Разуму («Третья экспедиция» Р. Брэдбери, «Вечный эрзац» Э. Ван Фогта, «Цветы Альбароссы» М. Грешнова, «Планета для контакта» Е. Гуляковского, «Запрещенная планета» В. Стюарта, «Звездные берега» С. Слепынина и многие другие произведения).
В-четвертых, это… живые планеты, список которых, будем считать, открыл еще А. Конан Дойл в своей повести «Когда Земля вскрикнула». Планету, которая «хотела, чтобы ее любили ради нее самой, а не ради богатства», мы найдем, к примеру, у того же Р. Брэдбери («Здесь могут водиться тигры»)…