Мир приключений 1974 г.

От нетерпеливого волнения Трофим шагнул к Сашке, наверное, чтоб произнести какие-то слова ободрения. Это словно послужило сигналом. Сашка заставил себя поднять руку и помахать прощально. Тогда, глянув на себя как бы со стороны, он увидел, что его жест и поза похожи на жест и позу космонавта, перед тем как тот занимает место в кабине ракеты.

Сашке полегчало, и особая гордость наполнила его сердце.

А когда ему ответили, тоже приветственно подняв руки над головами, Сашка постарался улыбнуться бодро, уверенно, крикнул знаменитое: «Поехали!» — и влез в кабину.

Усевшись поудобнее, Сашка скинул меховые варежки и вытер о колени вспотевшие вдруг на морозе ладони. Затем, положив их на рычаги, он дал газ.

Дизель взыграл, громко, раскатисто, словно конь заржал.

Осторожно и плавно Попов включил муфту сцепления. Бульдозер тронулся будто нехотя.

Сбоку орал что-то Акимыч. Чего — Александр не разобрал, да и разбирать не хотелось, ни к чему. Ори не ори, рычаги в руках у него, Александра Александровича Попова, и нечего — поздно! — лезть с советами и пожеланиями…

Покосившись в открытую дверцу, Александр увидел: сбоку — пропасть.

Сашка заерзал на сиденье. И, будто именно от этого его движения, бульдозер начал опрокидываться: Александр заметил это тоже сначала по елям — неожиданно появился еще один венец ветвей. Потом крен стал увеличиваться скорее, скорее…

Руки Сашки непроизвольно напряглись, и ему пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтоб сдержать инстинктивный рывок и не отдать от себя рукоятки. Надо было продолжать двигаться.

— Не останавливай! — кричал себе Сашка. — Не останавливай машину! Не стопори!

Он не остановил бульдозер.

Креп перешел в падение. Перед остановившимся взором Попова промелькнули стволы елей до комля. И он увидел: тайгу па противоположном берегу, заснеженную полосу реки, долину, поросшую высоким лесом, пятна кустарника… Все это тотчас скрылось за верхним краем кабины. Перед ним была истоптанная глубокими следами в снегу осыпь, как бы упершаяся в его глаза.

Удар был не силен. Его смягчил трос с принайтовленными к нему стволами.

А бульдозер продолжал то ли ползти, то ли скользить.

Остановка…

«Что случилось? — Александр взглянул поверх «якоря» — отвала. — Ель ежом застряла на склоне!»

Попов снова вытер мокрые ладони о колени, потом взял рукоятку на себя.

Траки сцарапывали снег, бульдозер заметно погрузился в паст.

Тогда Сашка дал полный газ, до отказа отвел на себя рычаги муфты сцепления. Машина рванулась вперед, сорвала ель с обрыва и проскользнула вниз метров на десять. И, уже не задерживаясь, быстро, вспахивая сугробы, устремилась в долину.

Александр ликовал.

Он до конца понял, что напряжение ежедневных занятий па полигоне, мытарства маневров, гонки по безводной степи, броски через таежные болота — все, представлявшееся в армии едва ли не выдумками лично капитана Чекрыгина, служаки и безжалостного человека, по сути дела, воспитание в них, солдатах, мастерства, воли, упорства в достижении цели. И теперь, когда действительная служба в армии позади, мастерство, воля и упорство очень пригодились в обыденной жизни. Без того, что вложено в них капитаном Чекрыгиным и другими командирами, оказался бы невозможным этот прыжок в бульдозере. Без армейской выучки они, пожалуй, только зубы поломали бы на таежной романтике, не сделав ничего путного.

Увлекшись подвернувшейся мыслью, Сашка был уже не способен разобраться объективно в происшедшем. Он попросту снял со счета сделанное товарищами на разведке склона. Проваливаясь по пояс в снег, они прочесали каждый метр кручи, отыскивая скалистые обломки, вагами отваливали их в сторону или сбрасывали вниз, чтоб расчистить дорогу бульдозеру. Ведь разворот на склоне, да еще с креном, если машина наскочит гусеницей на камень, грозил почти неминуемой катастрофой.

Ребята вылезли из обрыва мокрые по шею, но очень довольные.

Потом лесорубы валили ели, чтоб принайтовить их, как сказал морячок, к страховочному тросу. Трактористам пришлось трелевать «якоря» наверх, но это уже были шуточки рядом со сделанным. Правда, и лесины пилили и трелевали после того, как Аким Жихарев, кряхтя, достал из НЗ две бутылки спирта.

— Заработали… — сказал он и оставил свою долю па «после».

Попов, который не пил и начинал презирать человека, выпившего хоть бы рюмку, очень ревниво относился к Трофиму, довольно покладистому на приглашение.

— А Лазареву за что? Он и сух и сыт. Пробу снял, поди.

— За идею, — сказал тракторист-балагур, очень стеснявшийся своего имени Филипп. Он боялся «шуточки», которую позволяли себе люди, не знакомые с его кулаками: «Филя-Филя, просто Филя».

— Царская милость, — проворчал Александр.

— Ты не внакладе. — Аким передал Попову плитку шоколада. — Вот тебе эквивалент.

— «Золотой ярлык»! Это да. А еще есть? — спросил Сашка-сладкоежка.

— Там посмотрим.

Трофим молчал. Он всегда чувствовал себя неудобно перед Александром, когда приходилось выпивать, удивлялся воздержанию Попова и не понимал его.