Не пошел Трофим к обрыву, но очень хотелось. Он не видел, какого труда стоило очистить трассу от крупных скальных обломков, которые могли помешать спуску. На его глазах Жихарев часа два инструктировал Сашку, показывая, как следует Попову поступать в том или ином критическом положении. Попов, на удивление Трофиму, оказался внимательным и терпеливым. Столько выдержки на тренаже Сашка не проявлял даже в армии.
И тут Лазареву пришла мысль, поразившая его. Прослужив с Сашкой два года в армии и полтора года отработав здесь, прожив с Поповым все это время бок о бок, Трофим весьма мало знал о нем. При всей своей разговорчивости и характере рубахи-парня, Сашка был скрытен. Лазарев не мог припомнить случая, чтоб Попов откровенничал с ним о жизни до армии, или о своих отношениях и чувствах к официантке Анке или зачем Сашке так — ну донельзя! — необходимы машина и моторка. Да, в конце концов, почему Попов столь крепко ухватился за мысль поехать сюда, в Якутию?
Бывает же! Оказалось, Сашка знает о нем все, до мелочи, а он о нем почти ничего. Как же так получилось?
Правда, Александр подружился с Трофимом, как ни с кем другим. Особенно это стало ясно после случая, который произошел еще в армии, на втором году службы. После больших маневров Трофим уехал в отпуск. Попов, не без рекомендации Лазарева, замещал его на должности командира отделения. Вернувшись в часть, Трофим, на радостях, что дома отношения между матерью и его женой наладились, все пошло к лучшему, не проверил бронетранспортера, а ночью поднятая по тревоге машина оказалась не готовой к марш-броску.
— В чем дело, сержант Лазарев? — нахмурился капитан Чекрыгин.
— Виноват, товарищ капитан.
— А если бы вы сапоги свои дали поносить, то приняли бы их обратно грязными?
— Никак нет…
— Пять суток.
Едва Чекрыгин отошел, Сашка прошипел Трофиму:
— Зверь…
— По-настоящему за такое десять полагается, — понурясь, ответил Трофим.
— Что на меня не пожаловался?
— Я виноват. Принял машину, я и виноват. На подобное Сашка не нашелся что ответить.
С людьми, как оказалось, Попов ладить не умел, тем более командовать ими, когда необходимо знать, что каждый может и па что способен. Командиру невозможно отделываться приказами. Пока Трофим отсиживал свой срок на губе, Попов, спрятав ложное самолюбие «в карман», прежде всего нз-шшнлся перед товарищами за фанфаронство и вздорные мелочные требования, которыми досаждал им, а потом они в полном согласии привели бронетранспортер в отличное состояние.
— Вот теперь другое дело, — похвалил капитан сержанта па следующей поверке. — А что пять дней не покурили, Лазарев, здоровее будете.
Потом Сашка признался Трофиму:
— Перехитрил меня капитан Чекрыгин.
— Меня, выходит, тоже.
И оба рассмеялись, а с той поры стали закадычными друзьями.
Когда же они получили ответ Жихарева на свое письмо, то, не колеблясь, пошли к капитану. Тот сказал очень серьезно:
— Если вы поедете вместе, то беспокоиться не о чем.
Попов не удержался от вопроса:
— Это почему же, товарищ капитан? Один я не гожусь?
— Вы — друзья, — улыбнулся Чекрыгин. — А друзьям легче, когда они вместе…
Размышляя над тем, почему обычно несдержанный Сашка так упрямо отрабатывал тренаж с Жихаревым, Трофим не мог не вспомнить этого разговора с капитаном Чекрыгиным, а, вспомнив, не мог не подумать о том, что Попов делает это немного и ради их дружбы.
Когда трасса была готова, ребята пообедали и высушили одежду. Трофим отмечал происходящее почти механически. Его помыслы занимал предстоящий спуск Сашки с обрыва в речную долину. Затем они направились к круче.
Попов шел впереди. Он сделался серьезным, сосредоточенным. Молчали и остальные.
Бульдозер стоял кормой к обрыву.
Сашка поставил ногу на трак и, ухватившись за дверцу, легко поднялся на гусеницу. Здесь он задержался, обернулся к товарищам. Трофим стоял почти рядом с машиной. Он нарочно проковылял несколько шагов вперед, чтоб быть ближе к другу. Лучше бы он так не поступал. Сашка вздохнул и пожалел себя, свою молодую жизнь. Ведь через несколько минут он может отправиться «стеречь багульник», как говорили о кладбище, поросшем этими рано цветущими кустами.
Тут он вроде только что увидел Трофима, Жихарева, и еще ребят, и бывшего моряка-подводника. Сашка мысленно представил себя на их месте и понял: если он и дальше будет торчать на проклятой гусенице, то наверняка или бывший моряк, или Трофим с больной ногой, или даже Аким Жихарев подойдет и скинет его, Александра Александровича Попова, с пьедестала доверия и чести, сам сядет за рычаги и поведет бульдозер вниз.
«Это точно. Как пить дать!» — подумал Сашка.
Но холодный ком за грудиной жал, тянуло внизу живота, и он почувствовал, что осунулся за эти томительные секунды. Он просто чувствовал, что осунулся, похудел.