Мир приключений 1957 г. № 3.

Перед вечерней молитвой пришел домоправитель городского головы. На нем была серая шелковая чалма и кожаные калоши, расшитые золотой канителью.

— Эй, Джан Мамад! — сказал он, входя во двор. — Городской голова приказал завтра с утра вывести слониху на работу. А если не выведешь, он тебя самого прикажет запрячь в каток и весь день погонять нагайками. А слонихе ни одного пучка соломы не отпустит.

— Чем злыми словами колоть, — сказал Джан Мамад, — лучше бы городской голова прислал лекарство ослице, которую покалечил. Без нее слониха никуда не пойдет.

— Городской голова и о ней позаботился, — усмехнулся домоправитель, вытаскивая из-под мышки связку розог, потолще той, что принес когда-то. — Вот этим лекарством ты ее сразу вылечишь.

Он протянул прутья Джан Мамаду.

— Лечи сам, если хочешь… — сказал Джан Мамад, повернувшись к нему спиной. — Только не советую.

Домоправитель, потряхивая прутьями, как бы желая проверить их гибкость, направился к лежащей ослице.

Ситора переступила передними ногами через ослицу, свернула хобот, насторожила уши и стала крутить хвостом.

— Вернись! — крикнул Джан Мамад домоправителю. — Не подходи к ней!

Но было уже поздно. Слониха ударила хоботом о землю, затем, взметнув им, схватила домоправителя поперек туловища и подняла кверху. В следующее мгновение она вытянула хобот над головой прямой свечой и так застыла, словно раздумывала: что делать ей дальше с домоправителем.

Джан Мамад кинулся к слонихе.

— Ситора, ложись! Ложись! — закричал он и стал тянуть ее за ухо книзу.

Но Ситора продолжала стоять с высоко поднятым хоботом. Домоправитель не издавал ни единого звука. С его запрокинутой головы слетела чалма и, разматываясь в воздухе восьмиаршинной змеей, упала к ногам слонихи.

— Ситора, отпусти его! Да отпусти же! — упрашивал слониху Джан Мамад. — Ведь эдак ты его без вечерней молитвы спровадишь на тот свет!

Уцепившись за ухо слонихи, он повис на нем всей своей тяжестью. Но Ситора не повиновалась ему. Она только слегка наклонила голову в его сторону и оставалась неподвижной.

Тогда Джан Мамад подскочил к кучке нарезанного сахарного тростника, лежавшей перед ослицей, и, выхватив оттуда ломтик, протянул слонихе:

— Ешь, Ситора! Ешь!

Слониха тотчас же отшвырнула домоправителя в сторону распахнутых ворот. Потом она кончиком хобота осторожно взяла из руки Джан Мамада ломтик тростника и положила его обратно в кучку перед мордой ослицы.

Джан Мамад обернулся к воротам. Там никого не было. Только на земле валялись кожаные калоши, расшитые золотой канителью. Они были повернуты загнутыми носками к воротам, будто устремились вдогонку за своим хозяином. Тем временем Ситора подняла валявшуюся чалму домоправителя и принялась ее жевать. Должно быть, шелковая чалма была вкусней соломы, потому что она жевала ее с удовольствием.

* * *

Городской голова принимал у себя в саду в загородной усадьбе, у того водоема, где слониха повалила абрикосовое дерево, кандагарского друга, приехавшего в столицу. Теперь здесь шатровый навес затенял разостланные ковры. От водоема поднималась прохлада, и закатное солнце отбрасывало на воду удлиненные косые тени навеса.

Городскому голове и его гостю подавали шербет, сваренный на стружках сандалового дерева; черный виноград, крупный, как бычий глаз; сладкий чай с молоком.

Слугами распоряжался домоправитель. На лице у него была крупная ссадина, начинавшаяся под глазом и прятавшаяся под бородой. Он суетился, шлепая босыми ногами по ковру и заметно прихрамывая.

Городской голова и его друг успели уже о многом переговорить, а теперь разговор зашел о каракуле.

— Когда вы намерены ехать в Карачи? — спросил у гостя городской голова.

— А вот как закончу последние сборы — в Кабуле, — ответил негоциант. — Жду, на днях мне должны подвезти последнюю партию каракуля. Тот каракуль, что я собрал в Кандагаре, уже отправился в Карачи по железной дороге.

Городской голова понимающе кивнул головой:

— Значит, тот каракуль, который вам перевозили с севера мои два слона, уже путешествует в Лондон.

— Пока только в Карачи. А там, если будет угодно богу, в Лондон, — суеверно поправил негоциант городского голову.

— А я думал, что вы моих слонов показываете за деньги у себя в зверинце, — сказал городской голова. Он дотронулся до лежавшего рядом мешочка с рупиями и погладил его ладонью.

— Так здесь, значит, все, что причитается мне за перевозку каракуля на слонах?

— Все, — подтвердил негоциант. — И кормежка слонов была за мой счет.

— Так здесь все, что причитается мне за полгода? — переспросил городской голова.

— Все, — повторил негоциант. — И слонов я кормил целых полгода.

— Много мороки с этими слонами, — сказал городской голова. — Таксу за перевозку каракуля на верблюдах, лошадях и ослах я сам устанавливаю ежегодно, а вот за перевозку на слонах министр финансов не позволяет мне устанавливать. Говорит: «Вам только дай волю, вы эдак и на оленей, и на зебр таксу наложите». А вот теперь, как мне без таксы проверить: во что обошлась перевозка вашего каракуля на слонах. Да, много мороки с этими слонами.

— Да, — согласился негоциант. — Много едят они.