Мир приключений, 1929 № 02

— Да все о нем же, об этой чахоточной ялтинской вобле, о муженьке моем, изверге… Говори, где он прячется? Вы вместе меня морочите?

— Простите… не гневайтесь… грех попутал… Только и сообщила про халву, да про касторку, да еще о том, что Павлик — не девочка… А проживает Петр Петрович на фурорте, на станции Староподь, туда и телеграмм давала…

— Не финти! Я сквозь тебя вижу, да еще на три аршина в землю. Что ты вше про Ставрополь мелешь? Самолично видела, как этот твой висельник на Подьяческой в конку вскочил, на ходу. Я цоп за вагон, бегу, кричу: «Держите, держите, вон того, что в пальтишке на рыбьем меху! Он и есть инквизитор, что от жены и дитяти, как молодой месяц бегает! Держите!» А тут откуда ни возьмись малиновая шапка, берет меня под мышки и говорит: «В Ленинграде, гражданка, говорит, скакать на ходу в трамвай не полагается, и гоните полтинник, а то потеряете». За что, говорю, тебе полтинник? А за то, говорит, что это для вас очень выгодное дело, попади вы под вагон — похороны куда дороже вскочат. Я, говорю, трудового происхождения и под мышками меня щекотать ты еще носом не вышел. А он отвечает: пожалуйте в участок, там это дело по иному обмозгуют». Пока мы канителились — Петрушку Митькой звали. Вот он какой, аспид полосатый! Во-первых от жены дважды законной на ходу в трамвай сигает, во вторых, обесславил меня на всю Ивановскую, как, значит, граждане праздношатающие вокруг собрамшись, хари свои до ушей пялило и меня отжившим алиментом обзывали, а в четвертых — полтина из кармана так-таки и выскочила, — не тащиться же мне было в околодок ихний. Говори, Марья, где изменщик скрывается, а то я вас вместе в острог упрячу!..

— На части колесуйте, — не вру. Сидят они на станции кавказской и о дочке своей, что Павликом прозывается, шибко тоскуют. Вот и телеграмм так показывает…

Марьюшка подала телеграмму Петрова № 2. Марфа Саввична сняла с головы ко сынку, прочла и уставилась на нее испытующим взглядом.

— Может он об отродьи «москвички» беспокоится? Говори, Марья, дочь или сына она ожидает?

— Не дано мне разуменья по акушерской части, Марфа Саввична. По простецки я так соображаю, что выяснится это лишь через девять месяцев.

— Так ты к обману не причастна? Сними икону, побожись…

Марьюшка тоскливо обшарила глазами корридор.

— Петр Петрович сами все иконы сняли, боялись — из начальства кто нибудь заглянет.

— Что мне делать? Как мне быть? — заплакала Марфа Саввична, опускаясь возле кроватки ребенка, как олицетворение плачущей Немезиды. — Павлушенька, сынок мой ненаглядный, научи, любить ли мне отца твоего, как друга, или мстить ему как врагу?

— Агу!.. — сказал Павлушенька, хватая мать за нос.

— Батюшки! — всплеснула Марьюшка руками — Младенец и тот против отца!

— Вот что! — вскочила Марфа Саввична. Я ему полтинник не прощу! Еще пятерку выброшу, а узнаю, то-ли он по трамваям скачет, то ли на Кавказе сидит. Пиши телеграмму…

Под диктовку Марфы Саввичны Марьюшка нацарапала телеграмму:

«Ставрополь, востребования, Петрову. Отвечай где ты Ставрополе пли Ленинграде, если Ставрополе обнимаю, если Ленинграде проклинаю, сынок говорит агу, дважды законная жена Марфуша».

_{Марьюшка нацарапала телеграмму.}　

В конце Марьюшка украдкой приписала: «Насчет дрызганья пустяки, прежняя живет Середой».

_____

Петр Петрович, который жил на телеграфе, получив эту телеграмму, решил отправиться к психиатру. В приемной, где было много больных, какой-то молодой человек обратился к Петрову со странными словами:

— Дедушка, подвиньтесь немного…

— Извольте, внучек, — шутливо сказал Петр Петрович.

Молодой человек сел рядом, посмотрел пристально на него и участливо заметил:

— Лицо у вас совсем молодое, а волосы седые. Вам бы покраситься…

Петров бросился к зеркалу и ему стало страшно за себя: на него смотрело чужое лицо, бледное, точно осыпанное мукой, с серебряными волосами. Сердце его остановилось и кровь мгновенно замерзла в жилах. О я бессильно опустился на стул. «Какая печальная судьба»! — думал Петров в полумраке приемной. — «Я поседел в одну минуту… Меня преследует злой Рок… А еще говорят, что никакого Рока не существует… Нет, древние мыслили глубже нас… Например, вся «Илиада» старика Гомера полна сетованиями на судьбу»…

Доктор, пожилой флегматичный человек, выслушав Петрова, категорически заявил:

— У вас неврастения, психостения, истерия и расстройство волевых импульсов. В соединении с имеющимся на лицо миокардитом. осложненным перикардитом и воспалением околосердечной сумки, картина получается безотрадная. Вы лечились? Какая непростительная беспечность. Это может окончиться весьма плачевно.

— Кроме того, доктор, я почему-то поседел моментально. Час назад, идя на телеграф, я видел свое отражение в зеркале у магазина. Мои волосы были черны, как ночь, а теперь видите…

Доктор был страшно близорук и до крайности утомлен. Он подумал.