Мир приключений, 1928 № 09

И тут меня не покинула удача: еще час охоты дал мне с полдюжины жирных таежных рябчиков и молодую тетерку-копалуху. Незаметно я забрел в довольно густую тайгу. Кругом красновато-бурой мшистой колоннадой толпились стволы старых сосен, лиственниц, лохматых манчжурских кедров. Их сучья и хвоя частой сетью переплелись вверху, не пропуская солнца, и в лесу под ними было сумеречно и жутковато. Нога беззвучно тонула в густом слое опавших хвой. С двустволкой наготове я пробирался меж деревьев, высматривая и прислушиваясь к крикам рябчиков.

И вот, помню, вдруг с некоторого времени меня стало беспокоить странное, неопределенное, но тревожное ощущение, ощущение чьего-то близкого присутствия, чьего-то внимательного взгляда позади. Вначале я не обратил на это внимания — ерунда! но… чем дальше я шел в тайгу, тем больше и болезненней чувствовалось чье-то соседство, чья-то невидимая, но настойчивая слежка за мной. Ощущение было настолько сильным, что, наконец, я круто обернулся и оглядел тайгу — ничего! Насколько можно было разглядеть, кругом было пустынно и тихо, ничто живое не шевельнулось в чаще и ничего подозрительного не обнаружил глаз. Но стоило пройти несколько шагов вперед — и опять за спиной явственно чувствовался чей-то упорный взгляд, чье-то присутствие.

— Что за чертовщина? — подумал я, оглядываясь по счету в третий раз. Могло быть одно лишь объяснение: из чащи за мной следит или человек или зверь… Но человек — откуда ему тут взяться и для чего прятаться? Следит, очевидно, зверь, но какой — медведь, волк, рысь? Мелькнуло предположение о тигре, но тотчас исчезло: откуда ему тут взяться? Тигры здесь водятся, но много южнее, ближе к отрогам Алиня. Во всяком случае, кто бы ни следил за мной, своего он достиг: я уже не мог всецело сосредоточиться на охоте, как раньше: присутствие кого-то загадочного по соседству заставляло инстинктивно держаться настороже, оглядываться и прислушиваться к каждому звуку и шороху в тайге. Раз показалось — совсем близко в чаще хрустнул валежник. Я круто обернулся и целую минуту напряженно слушал и смотрел по сторонам— никого и ничего… А между тем ощущение невидимой слежки не прекращалось…

— Плохо! — подумал я, и мне невольно стало не по себе. Таежная тишина почудилась затаившейся и угрожающей.

Будь со мной моя «Тайга», я бы проверил невидимого врага чутьем и поиском испытанного пса, но как на грех собака все время рыскала где-то впереди в тайге, редко взлаивая на рябчиков и не откликаясь на свистки. Я оглянулся еще раз и ускорил шаги… Поскорей бы выбраться на открытое место…

Тайга вдруг поредела, деревья расступились, открыли впереди поляну. Пара тетерок, шумно хлопая крыльями, снялась с нее при моем появлении и потянула в сторону. Я вскинул было двустволку— ударить влет, но удержался, не знаю почему. Шагнул вперед, на открытое место… И в это мгновение за моей спиной и совсем близко затрещали кусты. Я порывисто обернулся, инстинктивно взял на изготовку ружье, взглянул и… замер на месте. Всего и паре саженей от меня из кустов наполовину высунулась огромная лобастая кошачья голова с прижатыми ушами. Мгновенно я узнал ее, и пышные седые бакены, опушившие ее, и желтые как янтарь, круглые, немигающие глаза. В упор столкнулись они с моими и под их взглядом я, помню, вдруг почувствовал себя не бывалым, видавшим виды, закаленным охотником, а беспомощным и жалким мышенком, увидевшим перед собой кота.

Я замер, как стоял, сжимая в руках двустволку, мгновенно с головы до пят облившись холодным потом и не спуская расширенных, остолбеневших глаз со страшной кошачьей головы. Это был «он», «полосатый» — гроза приморской тайги… Как он мог очутиться здесь, вдали от излюбленных тигровых мест? Перекочевал ли сюда или забрел мимоходом, случайно, — не знаю. Я знал теперь только, кто выслеживал меня в тайге. И вот я стоял лицом к лицу одинокий, почти безоружный, перед страшным хищником. С мгновенной, ослепительной ясностью вспомнилось: — моя двустволка заряжена дробью! Не успел, не догадался переменить патроны, и вот — стою с дробовиком перед тигром… Я оцепенел… Впервые почувствовал, как много волос на голове под фуражкой. Все они стали туги и жестки, как проволока. Почти перестало биться сердце и в ногах разлилась противная, ноющая слабость. Все окружающее, казалось, исчезло, растаяло, ушло из поля зрения. С жуткой ясностью я видел лишь свирепую лобастую голову и немигающие, желтые, светящиеся фосфорическим светом глаза тигра. Они гипнотизировали, обессиливали, лишали воли… Смутно я видел, как вытянулось из кустов все огромное полосатое тело, прилегло к земле, сдвинулось… видел, что полосатый великан ползет ко мне, не спуская глаз, судорожно играя откинутым назад хвостом; видел и понимал грозящую неотвратимую смерть и — не мог шевельнуться, отряхнуть оцепенение, понудить себя отчаянно бороться за жизнь… Рассказываю я долго, а это были в действительности — секунды.