Два рассказа, приводимые здесь, совсем не выдумка автора это подлинные тигровые были, переданные мне или самим участником, или очевидцем этих случаев. Таких повествований можно было бы привести еще целые десятки…
— Завтра распорядитесь сделать наряд на заготовку дров в урочище Чумар, как обыкновенно…
— Слушаю-сь…
— Да не забудьте: — красноармейцам кроме инструмента и продовольствия захватить с собой винтовки и боевые патроны. Чем чорт не шутит — в здешних местах тигры не редкость…
— Слушаю-сь. Будет исполнено, тов. командир.
Н-ский погранпост расположен в глубине бухты св. Ольги. Подковой вдается в берег бухта и ширится далее густосиняя морская гладь; грузными лесистыми громадами вплотную к берегу сползают дикие горные хребты — отроги Сихота-Ашня. Кучка бревенчатых бараков поста приткнулась у их подножий, утонув в колючих пышных хвоях вековых кедров и лиственниц; вплотную к баракам надвинулась уссурийская нехоженая тайга. Нелегко на Н-ском посту его обитателям — на десятки верст кругом по побережью лесистого хребта непроходимая, кишащая зверем и птицею тайга — обиталище медведей, изюбрей, рыси и полосатого красавца тигра, глухомань, безлюдье, дикая пустыня. Ближайшее жилое место в пятидесяти верстах далее по побережью и раз в неделю оттуда морем прибегает пограничный катер с почтой, продовольствием и последними известиями. Ждут на посту катер, как манну небесную…
С давних времен на Н-ском посту повелось заготовлять дрова на зиму силами красноармейцев. Топором валят в тайге красноармейцы вековые матерые сосны, кедры и лиственницы, пилят, аккуратно выкладывают на таежном порубе свеже-пахнущие, аппетитные штабеля дров — подсыхать до осени. В зимние штормовые вечера так жарко и весело пылают в барачных печах сухие кедровые или лиственичные поленья. Тайга кругом такая — десять лет руби — не вырубишь и в половину…
Красноармейцы на заготовку дров идут охотно и весело. И обычно от желающих попасть «на дрова» — отбою нет.
Так и теперь… Два десятка красноармейцев с комвзводом во главе с топорами, пилами и винтовками выступили на очередную заготовку дров в глубокой лесной пади, меж двух горных хребтов, верстах в пяти от поста. Весело, с песнями, шутками и горластым дружным смехом шли таежной тропой к намеченному урочищу красноармейцы. Скинув гимнастерки, разбили лагерь в вековой тайге и, засучив рукава, с гомоном и прибаутками, принялись за первый почин. Зазвенели топоры, завизжала, зашурхала по дереву острозубая пила и далеко по тайге разнесся, тревожа зверье, этот шум, смех и порой гулкое, пушечное буханье подпиленного, рухнувшего великана-кедра или высоченной, прямой, как свеча, лиственницы.
Молодой красноармеец Федорчук лишь недавно на посту. Прибыл парень издалека, с синеводной Ингоды, из безлесных степей Забайкалья, и с непривычки долго не мог привыкнуть к новым местам. Пугала дико-величавая суровая красота горных лесистых хребтов вековой тайги, зеленым лесным морем шумевшей кругом, пенящееся у береговых утесов когда ласковое, а когда и грозное море, пугали и рассказы товарищей о тайге и таежном зверье — медведях, волках, рысях и тигре, нередко появлявшемся в окрестностях поста. Тигра Федорчук боялся больше всего; наслушался о нем страстей еще при отправке в Хабаровск, и товарищи подсмеивались над этим и дома, и в бараках, и теперь, на таежном урочище.
— Эй, Федорчук! — кричал весельчак и шутник Евстропов, — поглядывай, паря, по сторонам-то! Неровен час, «он» подберется…
— Он, ребята, таких новичков, как наш Федорчук, издали чует. Зверь умной, нашего брата, кто побывалей, стороной обойдет, а новичка што кабана выслеживат — в особку любит ихнего брата!
И порубка вздрогнула от дружного хохота красноармейцев.
У Федорчука на сердце скребло от шуток товарищей, но он усердно продолжал обрубать сучья поваленных деревьев. Он находился на самой окраине порубки, близ густой заросли. Работа отошла в сторону, Увлекшись, Федорчук совсем позабыл о своих страхах и товарищеских шутках и даже не обратил внимания на внезапный шорох и треск в кустах позади себя. Но дружный и многоголосый крик товарищей заставил его шарахнуться от неожиданности и испуга:
— Берегись! Бер-регись!..
Несколько человек разом кинулись к нему, крича, маша руками. Испуганный Федорчук инстинктивно обернулся, и в ту же минуту страшный рев почти оглушил его. Перед глазами мелькнула огромная полосатая масса, оскаленная клыкастая пасть, широколобая голова с прижатыми ушами и желтыми, янтарными глазами. Страшная тяжесть обрушилась на него, сшибла с ног, притиснула к земле. Когтистая лапа тигра глубоко взбороздила грудь и плечо обеспамятевшего красноармейца и, прежде чем успели опомниться зрители нежданной драмы, страшный зверь схватил Федорчука за бедро и, держа в пасти, одним прыжком скрылся со своей добычей в кустах… Поруба огласилась отчаянным криком, воем, гиканьем; стопорами, с сучьями, с наскоро схваченной винтовкой, пограничники, как один, кинулись в погоню за тигром.