— Вы воображаете, — говорил Марсан, — что с вашими железными дорогами, радио и электричеством вы что-то выдумали? Конечно, мы скорее идем вперед, но что скорость для тех, перед кем Время? А римляне строили для Вечности. Да, Африка — римская, Это любимая теория моего друга Луи Бертран и моя также. Латинский гений навсегда отметил Африку. На этой земле ислам — случайность. Он вошел в Африку, пересек ее, не сумел в ней пустить корни а не мог ее покорить. Простая случайность, говорю я. До того самого дня, когда от ислама останется одно только воспоминание.
Рожэ Валентэн поднял от чашки чая голову и увидел в нескольких шагах араба, шейха-Эль-Абиода. Он стоял, скрестив руки, и слушал Марсана.
Дюкро не мог усидеть на месте. Он проходил по поезду из конца в конец, останавливаясь порой в большом вагоне-салоне. Отсюда было хорошо видно, как во все стороны раскинулась Сахара. Поезд мчался от оазиса к оазису. Эти оазисы, точно нанизанные четки, преимущество пути от Орана. Солнце сверкало на небе, но в вагонах с цветными стеклами, тщательно защищенными от пыли, великолепно проветриваемых автоматическими вентиляторами, дышалось легко, как в оазисе.
Дюкро принадлежал к категории краснобаев. Оп останавливался возле знакомых пассажирок и объяснял им, что слово Сахара означает «суровая равнина» или же по другой версии — «песочное поле». Между тем, ничто менее Сахары не похоже на песочную равнину. И он говорил, что знаменитая пустыня является на самом деле огромным плато, закругленным от северо-запада к югу, вокруг которого местность образует как бы впадины. Отсюда — низкие и сухие равнины, полугористые области, гранитные или известковые скалы. Полковник рассказывал о трудностях постройки железной дороги.
Поезд, между тем, приближался к Туату, останавливаясь у каждого оазиса. Полковник сел в баре с профессором Мартром, чтобы выпить чашечку арабского кофе. Мимо них прошел шейх Эдь-Абиода и обменялся с ними поклоном.
Мартр обратился к полковнику:
— Мне кажется, что вы несправедливы к этому шейху или эмиру, как вы его там называете.
— Вы думаете? — возразил Дюкро. — Во время постройки этой линии у меня были с ним кое-какие недоразумения. Мне казалось, что этот араб, — человек очень культурный, он служил в нашей армии и получил Почетный Легион, — мне казалось, что он враждебен нам. Вот почему я так сдержан с ним. Может быть, я и ошибаюсь.
— Вы, наверное, ошибаетесь, — сказал профессор. — Я познакомился с шейхом в Алжире, где он очень интересовался нашим факультетом. Вы меня простите, я очень уважаю нашу армию, но считаю, что военные не умеют подойти к туземцам. Ведь, эти люди ужасно подозрительны. Такой человек, как шейх Эдь-Абиода, понимает наше интеллектуальное превосходство, но, жгите его на медленном огне, и он не признается в этом… Они хотят, чтобы на них смотрели, как на равных. Они такие гордые!
Профессор замолк. Наступило молчание. Дюкро прервал его, указывая в окно на низкие стены из цемента, обрамляющие с двух сторон железнодорожный путь.
— Защита от песка? — спросил профессор.
— Да, эти стены защищают посадки специальной травы. Она растет в дюнах и укрепляет пески.
Снова наступило молчание. Потом Дюкро заговорил, точно высказывая преследовавшую его мысль:
— А вы знаете человека, сопровождающего шейха? Это мальтиец, некий Амаду, я теперь вспомнил его имя. Это печальная фигура, ростовщик и все дальнейшее, что следует отсюда. Я встречал его в Бискре.
В это мгновение поезд остановился. Показались цементные стены крошечного вокзала.
— Десять минут остановки, — сказал Дюкро.
В бар вошел начальник поезда и обратился к Дюкро.
— Полковник, с вами желают говорить.
— Пожалуйста, — Дюкро встал.
В дверях стоял молодой офицер. Он держал руку у кепи.
— Это вы, Ришар, — полковник протянул ему руку. — Что нового?
— Мне нужно было бы поговорить с вами наедине.
Профессор и начальник поезда слышали разговор Дюкро с молодым человеком и тотчас же покинули бар. Дюкро сделал офицеру знак, чтобы он сел. Конверт официального пакета был тотчас же вскрыт полковником. Он заключал несколько строк от командующего африканскими войсками, генерала Лефран. Дюкро сдвинул брови.
Лефран сообщал ему, что среди туземцев вот уже две недели идет глухое брожение.
— Скажите, Ришар, обратился полковник к молодому человеку, — генерал не говорил, что может быть придется вернуть поезд назад? Какое бы это произвело впечатление во Франции! Первый транссахарский поезд и — такая неудача! Но с нами едут женщины. Я не задумываясь повернул бы назад, если бы считал, что нам грозит опасность.
— Об этом не может быть и речи, — сказал Ришар. — Генерал настаивает, чтобы поезд шел дальше.
— Спасибо, Ришар. Передайте генералу, что все, что нужно, будет сделано… До свиданья!