Влажным дыханием полон лес. Ноздри женщины и лошади тянутся жадно навстречу плывущим ароматам. Кто — то невидимый брызгает всюду душистым хвойным экстрактом. Лесная мелкота жужжит, верещит, щебечет и крутится, крутится в беспрерывной любовной игре. Разноцветные бабочки, — подвижные цветы — порхают по цветам неподвижным.
За полдень солнце отмеряло. Скоро и домик лесной. Далеко проводила Ариша своего Павлика, даже Гнедко приустал, голову низко понурил, лениво бредет. Или, быть может, опьянел от лесных ароматов бесполый Гнедко.
Край горизонта с востока темно-синим завешан. Туча — не туча, как будто оттуда медленной лавиной поток густой кубовой краски ползет. Треснуло что-то вдали, неуверенно повторенное эхом. Еще и еще в разнобой. Гром или выстрелы? То и другое частенько услышишь весною в лесу. Гром нам надежду несет, гром — это музыка лета. Выстрел — свирепое дело, связан он с кровью всегда.
Вот и лесная сторожка. Ариша вздохнула влюбленно, довольный заржал и Гнедко.
Кубовый занавес выше всползает по небу. Слышно, как кто-то невидимый сзади лениво ворошит гигантские железные листья. Идет подготовка к торжественной феерии и все присмирело. Даже солнце конфузливо скрылось куда-то.
По сердцу Арише лесные бури, да и всякие бури вообще. Есть что-то общее между вешней грозой и женским юным, взрывчатым сердцем. И та и другое повинуются каким-то скрытым и темным законам. И там и здесь — вековые загадки.
Ветер порывисто тряхнул кронами сосен. Что-то всколыхнулось в груди высокой у Ариши. Что-то влечет на простор, навстречу надвигающейся буре. Сил нет сидеть в спокойном, защищенном углу. Кажется, спрячешься — и трусливо пропустишь что-то волшебное, самое нужное в жизни. Сказку какую-то неповторную не узнаешь, сказку, которая говорится однажды. Жадно тянется Ариша навстречу сказке. С буйным трепетом сердца обежала любимые места близ лесной пограничной сторожки, побывала у водопада, где гигантским гнездом чернеют гигантские яйца допотопной неведомой птицы, сама птицей взлетела на лысое взгорье, откуда так призрачно синеются влекущие лесные дали. Взлетела, окинула взглядом просторы, раскинула руки и ждет, когда сказка начнется. Как будто повинуясь сигналу, с треском разорвалась кубовая завеса, а за ней — полосы нестерпимо-яркого света. Раздирают на части завесу, рвут в клочья вдоль и поперек, а завеса, знай, смыкается снова, ревниво бережет то, что за ней происходит. Гулы и громы, и залпы, и тысячекратные отклики растерявшегося эхо. Сказка началась! Клубы за клубами дыма с огнем изрыгает низко нависшее небо. Миллионы невидимых орудий ведут несмолкаемую перекличку. Миллионы жерл одновременно выбрасывают снопы огня. Бушует небесный пожар! И, чтоб его потушить, как-то сразу спустили все шлюзы. Будто все озера сразу опрокинули свое содержимое над лесом.
Мокрая до нитки и счастливая до отказа вернулась Ариша в сторожку. Сбросила липкое все и сбежала с крыльца, — и снова под теплый, так ласково хлещущий душ. В сумраке вечера, как мрамор живой, долго отдавалась щекочущим ласкам дождя. Тихо смеялась, словно воркуя. Наслаждалась и млела, слушая шумную сказку. Повернулась к крыльцу…
У крыльца, под прикрытием навеса, бессильно опершись на ступеньку, чернеет чужой человек…
— Кто вы такой? Как вы смели!..
И — гневная — к нему.
Человек бессильно повернул голову, человек беззвучно шевелит губами, — немолодой, изможденный человек, со взглядом затравленного зверя.
— Что вам нужно? Кто вы такой? Я вас спрашиваю?..
— Я ранен… Помогите… — еле слышно лепечут посиневшие губы.
Ариша забыла о наготе. Наклонилась над серо-седым человеком.
— Пойдемте в избу… Поднимайтесь…
Попыталась поднять. Человек застонал:
— Не могу…
— Ну, тогда подождите…
Исчезла в сенях. Через минуту — на пороге, снова в мужском. Человек отшатнулся, пытался бежать.
— Не бойтесь, здесь никто вас не тронет. Ну, идемте в избу…
Волоком, почти без его участия, втащила человека в избу. Уложила на лавку, расстегнула мокрый костюм, — заграничный, здесь не носят таких. Вся рубашка пропитана чем-то расплывшимся рыже-красным.
— Пуля?
— В грудь… И, кажется, застряла..
— Можете переодеться сами?
— Попробую…
Долго возился, раздеваясь, — не смог.
Ариша раздела его донага. Переодела в красноармейское, — с Павлика. Тщательно обмыла и перевязала рану. Сготовила чай, напоила и только тогда спросила:
— Кто это вас?
Человек опасливо покосился на женщину и жалобно всхлипнул.
— Не бойтесь меня… Там? На границе?
Тихо кивнул головой.
— Контрабанда?
— О, нет… Возвращался домой… В Россию…
— Эмигрант?
Снова кивнул головой и протяжно вздохнул.
— Лежите спокойно… Утром съезжу в село за врачом…
Человек помолчал и несмело спросил:
— Далеко?
— Тридцать верст. Не волнуйтесь, я быстро… верхом… А теперь постарайтесь уснуть…
Ночь прядет сказки, прядет свои сны. Ливень прошел, но небо покрыто тучами. За раскрытым окном сторожки темно и тихо, — ни звука.