Мир приключений, 1928 № 08

— Тутотка. Токо дед Мосей на своем веку шибко кружился во свету. Я и в алеутах был, и в сартах, и в черкесах. И к немцам забрасывало. Везде любопытно, а у нас лучше всех, спокой и приволье. Вот уж, почитай, годов тридцать безотлучно круг этих озер брожу, — их тут у нас тринадцать штук бок-о-бок. По смолокурной части раньше шел я, а теперь — шабаш, крышки дожидаюсь. Я ведь старенький, кажись с годом восемь десятков. Тут в в округе только Слепец старше меня. Ему, надо быть, по девятому десятку зарубку пора поставить. Мое прозвание, значит, Слепцов, а его просто Слепец. А вроде как бы одно и то же, — сродственники мы. У нас, почитай, верст на двести округ все Слепцовы, а он — старшой между всеми, на манер Адама. И деревни все по нам же прозываются: Большое Слепцово, Малое, Слепцовка, опять же Слепяны, а то просто— Слепцы… Постой-ка, никак человек бродит. И то…

По берегу медленно, понуро брел какой-то человек. Он то приостанавливался ненадолго, то как-то толчками двигался вперед, не спуская глаз с водной глади.

_{По берегу медленно, понуро, брел какой-то человек…}

Солнце уже поднималось над лесом. Одна половина озера играла растопленным золотом, другая — отливала изумрудной эмалью. Человек шел по освещенной стороне. Фигура как-то странно вихрилась в сплетении теней и света. Иногда казалось, будто человек скользит поверх воды.

— Никак Листар? — всматривался дед, — Эх, глаза-то мне подменили, дрянные гляделки вставили… И то он — Листар! Листар— это по нашему, по простецки, по книжному он прозывается — Листарх[2], —пояснил мне Мосей. Тоже наш, Слепцовский. Тоскует малый. Происшествие с ним в прошлом году стряслось. Бабочка евоная в этом самом омуте сгинула. Ну, и не может смириться малый-то… Здорово, Листарушко!..

Человек встрепенулся, точно пробужденный от сна. Он на секунду приостановился и затем двинулся к нам.

— Тоскуешь все, глупый? По бабочке убиваешься? — встретил Моисей его приближенье.

— Не то, дед Мосей… не то… Не она, не Агнюшка меня бередит, а тайна… Тайна тут… Не сама она, чую я это… Дознать бы, кто виноват? Где виновных-то мне искать?.. Оттого и спокою решен я… Мир беседе вашей, клев на уду! — он низко поклонился нам и опустился на пригорок.

И сразу как-бы забыл о нашем присутствии. Подпер голову руками, уставился на озеро. Это был молодой еще парень, лет 25-ти, сухой, с землистым лицом, с клочками бесцветной растительности на щеках и подбородке. Подробности его облика замечались не сразу. Первое, что будило внимание к нему, это — глаза: глубоко запавшие, с огромными орбитами, зиявшими, как провалы. Эти глаза буквально светились, и светились откуда-то изнутри Казалось, внутренний огонь расширил, обуглил провалы глазниц, как лава расширяет кратеры вулканов.

— Эх человеки-человеки, нет угомону вам во веки, — не то говорил, не то вслух думал Мосей. — Самая что ни на есть брыкливая вы скотина… Сами себя оводами жалите, ни кто другой… Эх-хе-хе!.. От крови все это. Бывает, кровь в человеке спокойно живет, а бывает — вскипает и в бунт идет. Оттого и неурядицы всякие в жизни.

— Моя кровь спокойна… — здесь — у меня!.. — Листар постучал себя по виску, — ровно кочедыком долбит: дознайся, дознайся, не будет тебе веку без того…

— Бунт и есть! — убежденно отозвался Мосей. — А подумать: кабы не бунтовала кровь, застыли бы люди на манер пня и в неподвижность сами себя привели. Опять не ладно!..

Мосей заулыбался и закрутил головой, удивляясь сложности человеческого устройства.

Аристарх поднялся молча, молча побрел прочь, поблескивая глазами.

— Постон, куда же ты, Листарушка, посиди с нами…

— Надо мне… итти надо…

И ушел, спотыкаясь и пошатываясь.

2

— Ишь, гонит человека, — удивлялся Мосей, — ровно из нутра каленым прутом зудит…

— Как это было? — спросил я.

— А по прошлой весне в жены поял себе девицу некую, — Агнией звали, правнучкой Слепцу доводилась и тоже слепая.

— Как, совсем слепая?

— А ничто! У нас много незрячего люда. Вот поживете — присмотритесь. От родоначальника нашего все, от Слепца от этого самого. Листар ему тоже внучатым племянником доводится. И опять-те хитрая механика! Родоначальник — слепой от чрева матери, а дети евоные — все как есть глазастые. Средь внуков, хоть и от зрячих родителей, слеповодные попадаются, — и мальцы и девицы. А в правнуках незрячие — почитай токо среди женска пола. Вот и Агнюшка тоже… А промежду прочим — красоты незабываемой была женщина. По осьмнадцатому году ее за Листара выдали. А ей в роде как-бы не манилось, — не люб, значит, пришелся парень-то. Ты не гляди — слепые! Они во как разбираются! Вот поди-ж ты! Самим и не вдомек, что за штука есть зрячесть, а насчет красоты человеческой породы в роде как-бы нюхом чувствуют. Тожь и Агния…

Мосей покосился на меня и с некоторой опаской продолжал: