Мир приключений, 1927 № 07

Он или не мог, или не хотел рассказывать о резне. И охотник, нашедший его в полубессознательном состоянии, и умирающим от голода, подавил в себе всякое любопытство и оказал первую помощь пострадавшему.

В конце концов, мог бы подумать охотник; — одна резня всегда похожа на другую: неожиданные боевые клики, выстрелы, проклятья, стоны, сорванные с живых и мертвых скальпы, горящие в ночи повозки — молчание…

История потока людей, хлынувшего в Калифорнию за золотом и следовавших за тем лет, до самой постройки Соединенной Тихоокеанской железной дороги, полна кровопролитий.

Бывало, что встречались люди, спасшиеся во время резни. Иной раз индейцы брали к себе детей, чтобы воспитать их по своим обычаям, а красивые молодые женщины становились женами индейцев. Случалось, что оживали и спасались люди, принятые за умерших, а иной раз в темноте и смятении индейцы не замечали кого-нибудь.

Охотник решил, что мальчик был одним из таких. На голове его, во всяком случае, были целы все волосы и когда охотник его спросил, не был ли он избит, он только покачал головой и застонал.

Охотник пожалел мальчика.

— Очень возможно, — подумал он, — что он своими глазами видел, какая участь постигла его мать. Неудивительно, что он не только говорить, но и думать про это не хочет.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Авраам Тодд.

— Есть родные в Калифорнии?

— Нет.

— Остались на востоке?

— Нет.

— Я так и знал, — подумал охотник, — он ехал вместе с родными и их всех перерезали. Бедняга! У него нет никого, кроме меня.

Джон Ларкин, охотник, сам был молчаливый человек, и молчание было ему по вкусу. Он никогда еще не встречал такого молчаливого мальчика, как Авраам Тодд. Он усыновил мальчика, конечно, не по закону, и научил его охотиться. Они вместе собирали меха и затем меняли их в Сакраменто на золотой песок.

Авраама Тодда стали звать Эб Ларкин и факт, что он пережил резню, его искусство в стрельбе и молчаливый нрав сделали его чем-то вроде местной знаменитости.

Показывая на проходящего юношу, старожилы говаривали новоприбывшим:

— Видите этого парня? Это Эб Тодд. Индейцы перерезали в обозе всех его родных. Он видел свою мать и трех сестер — понимаете? — и видел, как им содрали скальпы. И он не может забыть того, что видел. Это сводит его сума. Взгляните-ка. Видите, как он проводит рукой по глазам? Это он закрывается от картин, которые постоянно у него перед глазами. Но знали бы вы, как он стреляет! Он без промаху попадает в любую цель на расстоянии восьмидесяти ярдов.

_{Он не может забыть того, что видел. Он закрывается от картин. которые постоянно у него перед глазами…}

Как-то раз Джон Ларкин встретился нос к носу с седым медведем и медведь этот убил его на смерть. Эб Ларкин прибежал слишком поздно и все, что он мог сделать, это прострелить голову медведю и наложить высокую гору камней над телом своего благодетеля, чтобы волки и другие хищники не могли бы растерзать его. Потом он спустился с гор, еще более молчаливый, чем прежде, и стал ковбоем.

Но где бы он ни появлялся в Калифорнии, за ним следовала история резни, которую он видел собственными глазами, и рассказы о том, какой он искусный стрелок.

История резни ничего не теряла от передачи из уст в уста. Рассказывались такие возмутительные подробности, что мужчины при этом понижали голос и даже намеком не упоминали при женщинах.

Говорили, что повозки были совершенно неожиданно окружены со всех сторон. Мужчины слабо сопротивлялись и больше половины было взято в плен. Два дня и две ночи забавлялись индейцы этими пленными, до тех пор, пока в несчастных оставалось хоть что-нибудь похожее на жизнь и самая малейшая способность чувствовать страдания.

Говорили, что мальчик Ларкин спрятался в расселине скалы и видел все, что происходило. Его сестры, — а их, кажется, было пять, — славились своей красотой, скромностью и невинностью. В его же красавицу мать, говорят, были по-рыцарски влюблены все мужчины обоза.

Неудивительно, что он был такой странный. Неудивительно, что он все молчал и проводил рукой по глазам, точно закрываясь от ужасных видений, и во сне, а иной раз и на яву, вдруг вскрикивал:

— О, господи!

Во всем этом не было ничего удивительного. Кроме того, надо помнить, что, хотя ему и было в то время всего пятнадцать лет, но он все же мог броситься на дикарей, чтобы защитить тех, кого любил. Но он не сделал этого. Он спрятался в расселине и сидел там, страдая за участь близких, и еще от того, что не был достаточно храбр, чтобы выйти и разделить с ними эту участь. Неудивительно, что он такой странный. Иной раз просто какой-то сумасшедший.

Потом стали рассказывать про мальчика индейца со сломаной ногой. Ларкин нашел этого мальчика в милях расстояния от жилья. Он был едва жив и Ларкин накормил и напоил его, перевязал ему сломаную ногу, взял к себе на лошадь и довез до ближайшего поселения. Раззе это не было поступком сумасшедшего, если вспомнить, как Ларкин пострадал от индейцев?