Мир приключений, 1922 № 02

Когда небо потемнело, на нем появилось множество сведений за день: отчет производства, который интересовал всех, потому что производимое принадлежало всем; усовершенствования, примененные за день в различных областях труда; виды и указания на завтрашний день и новости, полученные из другие городов и стран.

Желающие могли в сотнях кинематографов наблюдать картины труда за истеките сутки, жизнь всего города, учреждений и пр.

Кто хотел, шел смотреть жизнь школ и детских колоний, кто— заводов, кто — театров. А были и такие, которых интересовала снятая в течение дня и показанная на экране только жизнь улиц за день.

Играли симфонические оркестры, пели хоры.

Были и «Кварталы Тишины», куда могли уходить желающие полного покоя.

Кукс и Тилибом сидели в саду на крыше огромного дома Кукса. Старики молча читали вечернюю небесную газету и обсуждали, как и все жители города, прочитанное.

— А о моем изобретении пока ни слова, хе, хе… — усмехнулся Кукс.

— На днях прочтем, — утешил друга Тилибом. — Скоро и прочтем, и во всех кинематографах замаячит твоя физиономия.

VIII.

Скандал в академии наук.

«Граммофон веков» был, наконец, испытан, и наступило время сдать его в Академию Наук.

Не без волнения сделал это Кукс. В Академии быт собран цвет человеческого гения и знаний. По случаю исследования нового изобретения. были приглашены представители всех крупных Академий Наук Европы, которые через два дня прибыли на аэропланах.

Целую неделю испытывали «Граммофон веков».

Испытание изумительного аппарата вызвало, к сожалению, два несчастья. Один из ученых, создатель «Новой этики», присутствовал при том, как аппарат работал в саду под старым дубом.

Оказалось, что когда-то под этим дубом расстреливали человека и, поистине, ужасна была мольба обреченного:

— Стреляйте, только не в лицо.

Эта просьба кем-то неизвестно когда убиваемого человека произвела столь удручающее впечатление, что чуткий создатель «Новой этики» начал биться головой о землю и, как выяснило дальнейшее его поведение, сошел с ума.

Второе несчастье было не менее трагично.

Когда аппарат в другом саду начал с беспощадной яркостью воспроизводить сцену истязания мужика помещиком и сад огласился жуткими воплями истязуемого, присутствовавший среди ученых старый революционер вдруг бросился к аппарату, повалил его и начал топтать и ломать ногами.

В общем шуме даже не слышно было, что при этом выкрикивал возмущенный революционер.

Кукс лежал в глубоком обмороке.

Когда он очнулся и несколько успокоился, его пригласили на собрание ученых.

Усталый, разбитый, пошел он в зал, ожидая выражения сочувствия и думая о том, можно ли исправить аппарат.

Но, к изумлению своему, Кукс выражения сочувствия ни от кого не получил, и никто даже не протестовал против порчи аппарата.

— Ваше изобретение, гражданин, — сказали ему, — велико, но, к сожалению, оно совершенно бесполезно. Пусть будет на веки проклят старый мир! Нам не нужны его стоны, нам не нужны его ужасы. Мы не хотим слушать его жутких голосов. Будь он проклят навеки. Кукс, посмотрите в окно! Сегодня праздник. Смотрите на наших людей, слушайте их голоса — здоровые, счастливые, — слушайте, скажите, не кощунство-ли слушать одновременно этот ужас, каким вопиет ваша дьявольская машина?! Вы гениальны, Кукс, но, во имя новой радостной жизни, пожертвуйте своим гением! Не мучайте нас! Мы не хотим знать и слушать о старом мире, от которого ушли навсегда!

Кукс хотел возразить, что он не согласен, что он видит даже сейчас многие несовершенства, которые можно было-бы устранить именно действием его машины, по он устал, возражал слабо, и его не слушали.

IX.

Печальная судьба «Граммофона веков».

Кукс взял изувеченный аппарат и побрел домой. Дома, ждал его Тилибом.

Кукс рассказал ему о пережитом. Тилибом выслушал и произнес:

— А ведь они правы, Кукс, Знаешь, с тех пор, как я ознакомился с работой «Граммофона веков» я потерял покой. Я грущу. Я‘часто плачу. Я начал сомневаться в тебе, в твоей дружбе. Я тебе не рассказывал, по я завел аппарат в моей квартире и услышал немало гадостей, которые ты изволил говорить у меня дома в моем отсутствии.

— А, скажи, пожалуйста, разве ты не пытался соблазнить мою покойную жену Маню?

— Да, да. Мы стоим, конечно, друг друга. Старый мир с его лицемерием, ложью, предательством и гнусностью еще не окончательно вытравился из наших душ, но не надо освежать его в пашей памяти.

Кукс молчал.

— И помимо личной мерзости, — продолжал Тилибом, — в ушах моих постоянно звучат стоны, крики, проклятия и ругань, которыми был переполнен старый мир и о которых вопиет при помощи твоей адской машины каждый камень, каждый клок штукатурки, каждый неодушевленный предмет. О, я счастлив, что «Граммофона веков» уже нет! Я прямо счастлив!

Кукс молчал.

Когда Тилибом ушел, он лег на диван в кабинете и предался размышлениям.

Изувеченный «Граммофон веков» лежал на полу. По инерции в нем двигались какие-то валики и сами собой вылетали нахватанные в разное время слова и фразы.