Мир приключений, 1918 № 01

— И вы видите, что я васъ не обманулъ, — сказалъ Н — нъ, указывая на рукопись.

— Что это все значитъ? — вскричалъ Дальскій сердито. — Мосье Н — нъ, вы должны знать, кого вы ко мнѣ подводили?

— Могу ли я ручаться за каждую маску? Я принималъ ее за Виргинію Бурбіе.

— А! ба! она все время со мной говорила по-русски.

— А со мною по-итальянски.

— Chi va piano, non sempre va sano, — сказала княгиня. — Въ другой разъ, мосье Дальскій, не оставляйте вашей осторожности у дверей маскарадной залы.

— Но кто же могъ, княгиня, поддѣлаться такъ искусно подъ вашъ голосъ, ваши пріемы?

— Вѣроятно тотъ, кто имѣлъ въ васъ надобность, — отвѣчала княгиня и съ этими словами уѣхала къ вечернѣ въ домашнюю церковь княгини

Въ 1835 году я сидѣлъ съ Н — нымъ въ его кабинетѣ.

— Что, не поѣхать ли намъ сегодня въ маскарадъ? — сказалъ я ему.

— Избави меня, Боже, отъ такой бѣды, — вскричалъ Н — нъ, смѣясь во все горло.

— Давно ли ты сталъ врагомъ маскарадовъ?..

— Да вотъ что со мной случилось въ 18** году.

И онъ разсказалъ мнѣ, что вы прочитали.

— Ну, что же тутъ дурного?

— Какъ что? Я помогъ человѣку, котораго не уважаю.

— Это еще не бѣда. — сказалъ я. — Онъ человѣкъ способный, хоть и интригантъ. Съ тѣхъ поръ онъ могъ исправиться. А, можетъ быть, еще ты обезпечилъ этимъ судьбу достойной женщины и всего семейства, которыя, конечно, невиноваты въ характерѣ господина С — на?

— И то правда, — сказалъ Н — нъ весело и поѣхалъ со мной въ маскарадъ.

…………………..

ТРИ БРИЛЛІАНТА

Разсказъ УИЛЬСОНА БУДРОУ

Въ три часа яснаго весенняго дня Вильфридъ Эвери, одинъ изъ самыхъ популярныхъ романистовъ своего Бремени, усиленно работалъ, сидя за огромнымъ письменнымъ столомъ, который занималъ чуть ли не всю переднюю стѣну его кабинета или «студіи», какъ писатель любилъ называть эту комнату. Большую часть стола покрывали рукописи, брошюры и книги; но суровость этой дѣловой обстановки смягчали стоявшіе справа отъ массивной чернильницы тринадцать бронзовыхъ слониковъ, послѣдовательно уменьшавшагося роста (жертва богинѣ суевѣрія) и букетъ чайныхъ розъ въ хрустальной вазѣ. Работалъ Эвери, не останавливаясь даже, чтобы откинуть отъ глазъ сѣдую прядь волосъ, которая спускалась ему на лобъ; тѣмъ не менѣе, между его бровями намѣтилась морщинка и съ каждой минутой углублялась, а его плечи все чаще и чаще подергивались отъ раздраженія. И немудрено: одна надоѣдливая муха исполняла роль цѣлаго оркестра и мѣшала его мыслямъ развиваться.

Вотъ потому-то онъ оттолкнулъ отъ себя рукопись, бросилъ свой карандашъ на десятаго слона и съ облегченіемъ сказалъ: — Войдите, — въ отвѣтъ на легкій стукъ въ дверь. Въ то же мгновеніе Эвери поднялся съ мѣста, нисколько не раздраженный перерывомъ въ работѣ.

Вошла молодая дѣвушка, и при видѣ ея глаза Вильфрида заблестѣли. Одѣтая изящно-просто, гостья романиста поражала необыкновенной красотой своего лица и фигуры; даже женщины находили ее въ высшей степени привлекательной.

За пишущей машиной сидѣла миссъ Бертрамъ, недавно начавшая исполнять обязанности секретаря блестящаго писателя; она безшумно поправляла рукопись, зная, что не слѣдуетъ стучать машиной во время его работы. Теперь она повернула къ Эвери свое лицо, нельзя сказать вопросительно, потому что ея черты не носили ровно никакого выраженія. Слѣдуетъ замѣтить, что именно за такую полную безстрастность Вильфридъ и платилъ ей исключительно большое жалованье. Она хорошо исполняла свои обязанности и, по мнѣнію романиста, положительно походила на непроницаемую стѣну. Личности своей она ничѣмъ не проявляла; ея платье никогда не шелестѣло, вообще, она казалась такой же неодушевленной вещью, какъ и ея пишущая машинка.

Теперь Эвери кивнулъ ей головой.

— Да, миссъ Бертрамъ, — сказалъ онъ; — съ часъ или больше вы не понадобитесь мнѣ. Ну, миссъ Миллеръ, — обратился Эвери къ вошедшей дѣвушкѣ, слегка возвышая голосъ, по нелѣпой привычкѣ людей, желающихъ вселить то или другое впечатлѣніе въ умъ посторонняго слушателя. — Какъ идетъ работа по изысканіямъ? Сдѣлали ли вы что-нибудь новое относительно этихъ ассирійскихъ клинообразныхъ надписей? — Онъ посмотрѣлъ на свою секретаршу съ выраженіемъ легкаго опасенія, но она, казалось, не слышала ни одного его слова.

Едва за ней закрылась дверь, Эвери и миссъ Миллеръ перестали выказывать энтузіазмъ относительно клинообразныхъ надписей и принялись обсуждать совершенно другія темы.

Эвадна Миллеръ, несмотря на свое сходство съ нѣжнымъ ландышемъ, принадлежала къ числу самыхъ дѣловитыхъ молодыхъ дѣвушекъ въ городѣ; больше: только она одна, казалось, была способна исполнять странную обязанность, которую сама же и создала.

Ея занятія приходилось окружать полной тайной и ихъ нельзя опредѣлить однимъ словомъ. Дѣло въ томъ, что миссъ Миллеръ взялась поставлять Эвери литературный матеріалъ и схему идей, потому что въ разгарѣ своей славы романистъ неожиданно очутился въ крайне затруднительномъ положеніи.