Мир полуночи. Партизаны Луны

— Я до монастыря не доживу. — Священник смял окурок и решительно зашагал в сторону обнаружившейся на углу бакалейной лавки. — Идите, я тут… задержусь.

Прошла еще неделя. Сухостоя вокруг Хороброва действительно не осталось, а Антон окончательно врубился в местную систему.

Старинных церквей, конечно же охраняемых как памятники культуры, в окрестностях было штук шесть. Все находились на содержании местных коммун, все были действующими. Формально они подчинялись воскрешенскому епископу в Тернополе, фактически — владыке Роману, в миру — участковому врачу. Во всех шести служили местные священники, плоть от плоти своей паствы. У Кости своего прихода не было — он подменял то одного, то другого, когда тот не мог служить по болезни или должен был куда-нибудь уехать. И спасибо, что хоть так.

Епископ Роман ничего не пытался менять, потому что откровенно дожидался, когда Костя войдет в предписанный канонами возраст, чтобы поставить его своим заместителем. У Романа были далеко идущие планы — выжить воскрешенцев из Зборова и Золочева. Что Костя тут пропадал потихоньку — этого добрейший Роман Викторович не замечал и замечать не хотел. Нет, он, конечно, знал про Костины пьянки и регулярно устраивал выволочку ему и головомойку тому из местных пастырей, кто поил его до бесчувствия, но мысль о том, что Костя просто не годится для сельской жизни, в голове у него не умещалась. Костя ведь был деревенским парнем, вологодским ковбоем — отчего бы ему и здесь не прижиться? А то, что Неверову и под Вологдой не усиделось, — это владыка почему-то игнорировал.

Деревня Хоробров стояла среди других особняком. Нет, и здесь люди вместо «здравствуйте» говорили «слава Йсу», и здесь хранили святую воду с последнего Водохреща и сухие травы с последней Троицы, что, согласитесь, никаким законом не возбраняется, но здесь не было церкви — ни старинной, ни современной, никакой. И местные жители не ехали и не шли, принарядившись, в те деревни, где церкви были, а собирались в местной же школе. Каковую местная милиция в это время обходила десятой дорогой, чтобы случайно не увидеть лишнего.

Антона восхищало то, как среди всего этого быстро и ловко научился ориентироваться Андрей. Чужак же чужаком, да еще и по речи заметен, а встал, врос — и всех по именам знает, и у кого что болит… и отвечают же ему. Не как здешнему, но как почти своему. Этому нужно было учиться, и Антон учился — всему, сразу.

В общем, очень насыщенной оказалась неделя… А утром воскресенья Антона разбудили топотня, возня и какие-то странные звуки: бух… бух… бац… ДЫЩ!

Антон сел, расстегнул спальник, продрал кое-как вежды и высунулся в соседнюю комнату. Нас что, наконец-то местные бить пришли? — подумал он спросонья.

Нет, там были не местные. Там наматывали медленные круги друг против друга Костя и Андрей. Оба голые до пояса, оба в боксерских перчатках. Из-за перчаток звуки и разнились между собой: глухое «бух» получалось, когда удар приходился в блокирующую руку, чуть более звонкое «бац» — когда он приходился в перчатку, а «дыщ!» обозначало попадание в корпус. Антон заметил, что Костя почти не задействует левую.

— На чем я теперь держусь, — тихо сказал Костя, наступая (бух-бух, бац-бац!), — так это на том, что Бог есть любовь.

— Если это любовь, — назад Андрею отступать было некуда, и он отходил по кругу влево, прощупывая (бац-бац!) Костину оборону, — то с моим пониманием любви это ничего общего не имеет. Доброе утро, Антон…

— Ну и почему это (бац-бац!) меня должно парить? Ты спросил, как я это (бух!) ощущаю. Вот так и ощущаю!

Бац-бац-бух-ДЫЩ! Костя согнулся пополам и задышал ртом.

— Извини. — Андрей тронул его за плечо.

— Ничего. Сам брюхо запустил. — Костя, морщась, выпрямился. — Доброе утро, Тоха.

— Воскресным утром нет ничего лучше мордобоя. — Антон изобразил жизнерадостную улыбку. — Мы в школу идем или нет?

— Сейчас только восемь. — Андрей вытер пот. — Служба в одиннадцать. Продолжим?

Костя поднял руки, прикрывая голову и корпус, попружинил на носках, поманил Андрея перчаткой. Тот начал атаку. Бух-бух, бац-бац-бух-ДЫЩ!

Андрей блок-то поставил, но уйти не успел, так что оказался в углу вместе с блоком. Теперь уже он упал на колено, часто дыша через рот.

— Я рану задел? — обеспокоенно спросил Костя.

— Нет, — выдохнул Андрей. — Но мне туда отдалось.

— Епрст… рановато тебе спарринговать все-таки. — Священник протянул террористу руку. — А с лицом у тебя что?

Антон был уверен, что Костя и раньше это заметил, но стеснялся спросить.

— На мотоцикле покатался неудачно.

— В Зальцбурге?

Андрей поднял на него глаза и покачал головой.

— Все-то вы знаете, везде-то вы побывали…

— Это правда, что ты отца Януша просил послать с тобой священника?

— Да. Только он не хочет, и незачем к этому возвращаться.

Костя потер перчаткой бороду и спросил:

— А если бы я пошел?

Террорист слегка выпятил нижнюю губу.

— Ты серьезно?

Костя немного рассеянно кивнул.

— А тебя отпустят?

— Без особой радости, — признался Костя. — Но куда они денутся? Я же не раб галерный.