Мир неземной

Я училась в четвертом классе, и мне нравился наш блок естественных наук. В качестве домашнего задания мы должны были нарисовать человеческое сердце со всеми его желудочками, клапанами и легочными венами. Но пусть мне нравилась наука, художник из меня был никакой. Я взяла с собой пачку цветных карандашей и учебник. Разложила их на трибунах рядом и начала рисовать, переводя взгляд с чистого листа бумаги на образец сердца в книге. Я начала с легочных вен, затем с нижней полой. Я испортила правый желудочек и принялась его стирать, и тут началась вторая половина игры. Я легко злилась на себя всякий раз, когда мне казалось, что я чего-то не понимаю. Иногда мне хотелось уйти с игры, но мое присутствие на игре брата, картина, как он и его товарищи по команде выигрывают без особых усилий, заставляло меня чувствовать, что и я могла бы нарисовать идеальное сердце, если только постараюсь.

Вдруг раздался громкий крик. Сначала я не увидела, что произошло, но потом заметила на земле Нана. Тот подтянул колено к груди и указывал на лодыжку. Я бросилась к площадке и принялась метаться, не зная, чем помочь. Медик вышел на площадку и начал задавать Нана вопросы, но я ничего не слышала. В конце концов брата решили отвезти в больницу.

Я ехала с ним в машине скорой помощи. Мы не были семьей, которая держится за руки, но мы были семьей, которая молится. Я склонила голову и прошептала молитвы, а Нана тупо уставился в потолок.

Наша мама встретила нас в больнице. Я не осмелилась спросить, кто остался с миссис Палмер, но помню, как беспокоилась о том, сможет ли моя мать сохранить работу, не меньше, чем о том, как чувствует себя мой брат. Он все еще страдал от боли, но пытался отнестись к ней стоически. Нана казался раздраженным и, без сомнения, уже думал, сколько игр ему придется пропустить, сколько времени потерять.

– Нана, – сказал доктор, войдя в комнату. – Я твой большой поклонник. Мы с женой видели тебя в игре против Гувера, и ты просто сделал тот матч.

Он выглядел слишком юным для врача и тянул слова, как некоторые южане, будто каждое слово сначала проходило сквозь патоку, прежде чем вырваться изо рта. И моя мама, и я уставились на него с немалым недоверием.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил брат.

– Хорошая новость – ничего не сломано. Плохая новость – ты порвал связки в лодыжке. Мы мало что можем сделать, только заморозить ее. Она должна зажить самостоятельно. Я выпишу тебе оксиконтин от боли, а затем через несколько недель проконсультируйся с лечащим врачом, чтобы узнать, как дела. Мы вернем тебя на поле в кратчайшие сроки, хорошо?

Не дожидаясь ответа, врач просто встал и вышел из комнаты. За ним вошла медсестра с инструкциями по уходу, и мы втроем направились к машине. Больше из того дня я ничего не помню. Не помню, ходила ли в аптеку за таблетками. Не помню, были ли у брата костыли или корсет, провел ли он остаток дня, растянувшись в нашей гостиной с приподнятой ногой, и ел ли мороженое, пока наша мать обслуживала его, точно короля. Может, да; может, нет. Это был плохой день, но все плохие вещи по своей природе – совершенно обычное явление, просто невезение. И наша четверка совершенно обычно превратилась в трио. Обычно осталась в нашем крохотном уголке Алабамы. Однако сейчас я мечтаю вспомнить каждую деталь того дня, потому что тогда, возможно, смогу точно определить момент, когда мы отошли от обычного.

Глава 28

Я слишком привязалась к хромой мыши. Не могла не жалеть ее каждый раз, когда она ковыляла к рычагу, готовая к наказанию и удовольствию. Я наблюдала, как маленький язычок высунулся, лакая «Эншур». Смотрела, как бедняга сносит удары, а затем возвращается за новыми.

– Ты когда-нибудь пробовал «Эншур»?» – спросила я Хана однажды в лаборатории. После почти года совместной работы мы наконец сломали лед между нами. Пылающие, как пожарный гидрант, уши остались в прошлом.

– Я тебе кто – старушка или мышь? – рассмеялся Хан.

– Думаю, я куплю себе немного.

– Шутишь.

– Тебе разве совсем не интересно?

Он покачал головой, но я уже приняла решение. Я вышла из лаборатории и поехала в ближайший магазин. Купила два флакона, один с шоколадом и один с орехами пекан, просто ради разнообразия. Я перестала ходить в этот магазин из-за кассирши, с которой хотела переспать, но теперь смело воззрилась на нее, держа в руке «Эншур», мол, да, пытаюсь контролировать свое здоровье. На короткую секунду я представила, как она думает: «Какая сильная женщина», представила, как ее заводит мой необычный, но серьезный выбор, а затем она тайком затаскивает меня в кладовую. Вот только кассирша даже не подняла голову.

Я быстро вернулась в лабораторию. Полицейские часто патрулировали этот клочок дороги в поисках гонщиков, но моя наклейка Стэнфордской медицинской школы на бампере спасла меня как минимум от одного штрафа. В тот день полицейский проверил мои права.

– Что изучаете?

– Простите?

– Наклейка на бампере. Что вы за доктор?

Я не стала его поправлять. Вместо этого я сказала:

– Я нейрохирург.

Он присвистнул и вернул мне права.