Мир на Земле

Последняя авария, которую техники окрестили бунтом ЛЭМа, была действительно поразительной и идиотской, потому что, среагировав на импульсы контроля, которые должны были лишь проверить его агрегаты, он начал шевелиться и вместо того, чтобы замереть после отключения, задрожал и собрался было вставать. Мешали ремни. Тогда он, словно чучело в эпилептическом припадке, принялся за них, чуть не разорвал всю эту упряжь, хотя техники поочередно отключали провода питания, не понимая, откуда у него берутся силы. Вероятно, была какая-то утечка тока, а может, наоборот, – приток. Импеданс, капацитанс, резистанс [39]– когда техники не знают, что происходит, они богатством лексикона не уступают медикам во время консилиума у постели безнадежно больного. Как известно, если что-то может испортиться, то когда-нибудь да испортится наверняка, а в системе, состоящей из девяноста восьми тысяч главных контуров и интегральных схем, никакое дублирование не дает стопроцентной гарантии. Такую гарантию, по словам Калевалы, старшего техника, дает только могила – покойник уже не встанет. Калевала любил повторять, что Господь Бог, создавая мир, не принял во внимание статистику и поэтому, когда начались неполадки в раю, принялся творить чудеса, только было уже поздно и даже чудеса не помогали. Разъяренный Вивич требовал, чтобы директор убрал Калевалу, который приносит нам несчастья. Директор верил в несчастья, но научный совет, в который обратился финн, не верил, так что Калевала остался на своем месте. В такой обстановке я готовился к лунной миссии.

Я не сомневался, что и около Луны что-нибудь да откажет, хотя имитации, контроль и отсчет повторяли до умопомрачения. Меня только интересовало, когда это случится и в какую заварушку я попаду. Когда наконец уже пошло без сучка без задоринки, я сам прервал countdown, потому что стала неметь слишком туго перебинтованная левая нога, и, словно восставший из гроба фараон, я по фонии лаялся с Вивичем, который утверждал, будто сейчас у меня все пройдет само собой и нельзя слишком ослаблять бандажи. Однако я уперся, и им пришлось полтора часа распаковывать меня и вылущивать из всяческих коконов. Оказалось, кто-то – разумеется, никто не признался – помогал себе при затягивании защелок крючком, которым пользуются для набивания и чистки курительных трубок, и прибинтовал его лентой, охватывающей ногу, под коленкой. Из жалости я попросил, чтобы они не проводили следствия, хотя догадывался о виновнике, ибо знал, кто из моих опекунов курит трубку. В невероятно сенсационных романах о полетах к звездам такие штуки никогда не случаются. Там никогда не бывает, чтобы наглотавшийся самых эффективных снадобий астронавт «поехал в Ригу» либо чтобы у него сдвинулась насадка емкости для отправления естественных физиологических потребностей, из-за чего человек может не только обмочиться, но и наполнить этой благородной жидкостью скафандр. Именно такое случилось с первым американским астронавтом во время его суборбитального полета, но по понятным историко-патриотическим соображениям НАСА промолчало об этом факте, не сообщив ничего прессе, а когда газетчики все-таки пронюхали об этом, то астронавтика уже никого не интересовала.

Чем больше стараются, чем больше заботятся о человеке, тем вероятнее, что какой-нибудь дурной проводок будет пилить тебе под мышкой, застежка втиснется куда не надо и можно спятить от щекотки. Когда однажды я предложил помещать в скафандре управляемые снаружи устройства для почесывания, все сочли это шуткой и смеялись, но не умудренные опытом астронавты. Эти-то знали, о чем я говорю. Открытый мною «Закон Тихого» гласит: первой начинает свербить и чесаться та часть тела, которую никоим образом невозможно почесать. Щекотка прекращается только тогда, когда случается какая-либо достаточно серьезная авария, ибо тут уж волосы встают дыбом, по коже начинают бегать мурашки, а остальное доканчивает холодный пот, так и льющийся с человека. Сие есть святая правда, но Авторитеты сочли, что об этом не следует говорить, потому что это плохо сочетается с Большими Шагами Человечества, Направляющегося к Звездам. Хорошо бы выглядел Армстронг, если б, спускаясь по лесенке своего ЛЭМа, вместо того, чтобы сказать о Больших Шагах, заметил, что у него щекочет в подштанниках, потому что они сползли. Я всегда считал, что господа, контролирующие полет, которые сидят, удобно развалившись в креслах, потягивают пиво из банок и при этом подают превращенному в мумию астронавту добрые советы, ободряют и утешают, должны бы сначала сами лечь на его место.