Мир миров

– Найду. Я сообщу тебе время, когда ты сможешь с ним поговорить. А пока что у меня для тебя есть небольшая работенка. Но это после обеда. Советую есть быстро, потому что Серый не очень считается с правом собственности, особенно когда речь идет о содержимом тарелки.

* * *

Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Пристань Царьград

Кутшеба отказался от участия в послеобеденной дискуссии, ссылаясь на обязанности командира похода, и исчез из зала, как только представил Новаковского русским офицерам. Кутузов, казалось, был в искреннем восторге от возможности встретиться с марсианином. Он усадил его возле себя и засыпал вопросами о марсианском флоте, традициях и стратегии в те времена, когда они еще были повелителями пространства. Новаковский отвечал охотно, разделяя энтузиазм возвращенного к жизни князя.

Большую часть экипажа «Батория» разместили в помещениях для прислуги – может, не очень изысканных, зато теплых и защищенных от нечистой силы. Только Чуса определили в покои во дворце графа, чтобы он мог обслуживать своего господина, которого принимал у себя сам граф Ростов. Сару и Крушигора разместили на окраине, чтобы они не бросались в глаза обеспокоенным жителям Царьграда.

Кутшеба нашел первого офицера «Батория» и приказал ему тайком выставить караулы. Ему не нравились эти восставшие из мертвых солдаты, к тому же у него были плохие предчувствия насчет новоиспеченного царя. В русских преданиях о Кощее и слова доброго не было. Он принадлежал к числу могущественных, но очень самолюбивых магов. Пожалуй, своим внешним видом он напоминал большинство известных Кутшебе правителей, однако в его случае именно народные сказания предрешили его главное отличие. Про королей и царей говорили разное, про Кощея – почти всегда плохое. А в мире Предела именно эти притчи могли предопределить роль и характер тех, кого они породили… Ян Петрович, первый офицер, выслушал приказ Кутшебы с радостью, почти что с облегчением.

– Людям тут не нравится. Тут мрачно, и все смотрят на нас с подозрением, – сказал он шепотом, озираясь.

Ванду и Шулера тоже приняли как почетных гостей. Ими занялась Ольга, охочая до сплетен с западной границы, «из большого мира», как она говорила. И хотя Кутшебе самому было интересно, что будет рассказывать Шулер, он предпочитал пока что избегать Ольгу. Он решил, что сперва пойдет на поклон к графине, и, может быть, ему удастся что-нибудь у нее выведать. Она была не очень довольна, что в этот раз муж забыл о ней и повел новых гостей сразу знакомиться с Кутузовым, вместо того чтобы привести их пред ее нарисованный лик.

Однако графини на портрете не было. Он рассматривал фон и на этот раз увидел не бал, а заброшенный темный зал. Пораженный внезапным предчувствием, он осмотрел все картины, и на них также заметил изменения. К улыбчивым полицейским присоединились вооруженные, как на войне, солдаты, часть пейзажей была дополнена фортами и большими, внушительными замками. Появились новые картины, изображающие Кремль, его стены венчали колья, на которые были насажены тела комиссаров. Война вошла даже в мир живописи и расцветила его по-своему.

– Так папенька представляет себе Москву сейчас. – Ольга нашла его, когда Кутшеба рассматривал картину, на которой была изображена Красная площадь, тонущая в чем-то красном – то ли в свете ламп с цветными стеклами, то ли в крови. Растекающиеся по огромной площади тени напоминали густые пятна, как будто кровавый паводок залил город. Может, это была метафора наступившей Революции, но картины отображали, скорее, исполнение снов тех, кто хотел ее защитить. Может, это было предсказание мести, мир мечтаний? – Маменька, наверное, не очень довольна тем, как он велел перерисовать её мир.

– Я очень удивлен тем, что он пошел на это.

– Папенька сейчас черпает силы из воли нового царя, и она сильнее, чем воля мамы. Вы злитесь на меня? За то, что я сказала вам раньше?

Он машинально покачал головой, но избегал ее взгляда.

– Вы злитесь, – поняла она. – Поэтому вы и не вернулись к нам, ведь так? А сегодня прибыли только потому, что не могли иначе. Мне ваш бог многое рассказал. А я ведь не сказала тогда ничего плохого. Только правду…

– Ольга Николаевна…

– Нет, пожалуйста, ничего не говорите, – перебила она, за что Кутшеба был ей благодарен, так как не находил подходящих слов. – Вы снова относитесь ко мне как к ребенку. Возможно, тогда вы были правы на мой счет, но сегодня вы ошибаетесь. Я выросла. Но только это во мне и изменилось.

Они пошли по коридору, переходя от картины к картине, делая вид, что рассматривают их, хотя оба уже не интересовались видами изменившейся Москвы. Девушка сжимала его локоть судорожно, будто утопающая. Он искал способ освободиться от нее, но тщетно. Мара тоже не собиралась ему помогать. Она дулась, но молчала, хотя обычно намного более раздраженно реагировала на женщин, которые пытались приблизиться к Кутшебе.