– Александра. Моя царица. Навсегда, – прошептал граф, и Кутшеба услышал в его словах любовь и преданность. – Мать моей Ольги. Она всегда будет оберегать Пристань Царьград, даже когда меня не станет.
Мужа и дочь графиня одарила улыбкой, после чего отвернулась и присоединилась к тем, кто отдыхал на балу.
– Там они все. Вся моя семья. И когда-то я к ним присоединюсь. Вы не понимаете, да?
– Признаюсь, что ни с чем подобным я еще не сталкивался.
– У нас тут живет юродивый, которого коснулось странное проклятие. Его прадед заключил когда-то договор с чертом, но не с дьяволом из преисподней, а с душой из нашего мира, каким-то дохристианским богом. Он отдал ему себя и всех своих потомков мужского рода в обмен на дар писать картины для церкви так, чтобы эти картины жили. Он создал множество святых, которые следили взглядом за верующими, благословляли их и пели псалмы. Но бедняга заплатил за это потерей голоса и разума. А в конце концов и своей свободой, потому что о нем услышали самые высокопоставленные архиепископы, приказали его схватить и привести на суд. В результате его заточили в каком-то монастыре, далеко на севере, а церковь с живыми святыми взорвали, как свидетельство богохульства и дьявольское творение. Но когда его сын вырос, оказалось, что он тоже потерял разум и голос и что рисовал он точно так же, как и его отец. И так в этом роду повелось. Женщины не хотели выходить за них замуж, но мои предки позаботились о том, чтобы та, которая родит художнику сына, никогда ни в чем не нуждалась. Они рисуют наши портреты, а когда мы умираем, то присоединяемся к умершим на картинах.
И действительно, все поместье было полно картин, которые изображали многие поколения Ростовых, перерисованные со старых, не магических портретов, героические сцены из истории и их российского прошлого или уже времен Пристани Царьград. Проклятые художники рисовали портреты и слуг, и господ града. Однако больше всего было картин, изображающих Москву во времена ее величия, прежде чем там стали править чернокрылые комиссары, красноармейцы с кровавыми глазами и их рабы. По улицам Москвы, увековеченной обезумевшими художниками, повозки всё еще возили аристократов, а элегантные юноши прогуливались в обществе прекрасных дам. Достопочтенные старцы взирали на мир с лавочек в парках, за которыми наблюдали полицейские во всегда чистых, выглаженных мундирах.
Кутшеба никогда не был в Москве, однако не мог не заметить, что это были нереалистичные картины. С некоторыми домами что-то точно было не так, терялись ровные линии, а порой исчезали однородные цвета. Бывало, что из странной формы окон выглядывали лица, напоминающие скорее демонов, чем обычных существ, – коты со слишком мудрым взглядом человеческих глаз, собаки с рогами вместо ушей, женщины и мужчины с телами неправильных пропорций. Некоторых лошадей одарили рогами, растущими на лбу, другие имели деформированные крылья.
– Москва была любимым городом моей дорогой супруги, – пояснил граф. – Она никогда не была там, но читала дневники моей прабабки, рассматривала сохранившиеся фотографии и альбомы. Какие деньги я отдавал, чтобы доставать для нее всё новые и новые открытки и картинки! И разве оно того не стоило? Мы открыли для нее, для нас всех по сути, целый город. Не совсем такой, каким он был, разумеется. Вы должны понимать, что безумие художников проникает и в их работы.
– А эти нарисованные люди могут переходить из картины в картину? – заинтересовался Шулер.
– Конечно. Иначе какой бы это имело смысл?
– То есть замкнутый мир в замкнутом городе… – картины и Пристань Царьград, очевидно, впечатлили Шулера.
Они сидели на крыльце, попивая малиновый чай с наливкой из тех же ягод, и наблюдали за суетой вокруг поместья. Хозяин вскоре их покинул, чтобы заняться накопившимися за время его отсутствия делами.
– Мир, которого нет, – всё повторял Шулер. – Ненастоящий, а тем не менее существующий рай на земле.
– Как я понимаю, тебе тут понравилось?
– Нет. Не знаю. Понимаешь, это город чудес из картин, в которые убегают их посмертные образы… Думаешь, это настоящие люди? Или только представление о них, созданное так же, как представление о Москве?
– Думаю, это их души, которые прячутся в этих картинах. Мне кажется, они нашли для себя хорошее место, и, может, даже лучше, чем другие. Слушай, а в этом граде точно есть призраки. Но только они здесь вполне… милые.
– Не совсем. Это же утопия. А все утопии произрастают из идей, которые, как и религии, имеют своих богов и демонов.
– Что именно ты видел на этих картинах?
– Наверное, то же, что и ты. Там нет никаких возможных путей развития событий, никаких нитей судьбы. Нарисованный мир распланирован вполне упорядоченно. Они нарисовали сам порядок, Мирек. В мире, лишенном хаоса, каждая дорога прямая и ведет к избранной цели, там нет места случайностям. Они нарисовали утопию, и мне кажется, что граф старается, чтобы эти правила воцарились и здесь.
– Это плохо?
– Пока не знаю. Но мне кажется, что это… неестественно.