Мир миров

Кутшеба молчал, пораженный ее яростью. К нему понемногу возвращалось самообладание.

– Слишком смело сказано… про цель жизни, – он сплюнул. – Скорее, мне просто незачем умирать.

– Нашлись, блин, христиане! – буркнула она, забираясь в него обратно.

«Рыцари, прощающие девам!» – она еще долго издевалась над ними, даже когда они уже удалились от пепелища. Кутшеба не успокаивал ее – считал, что они заслужили эту выволочку. Они отупели от Вечной Революции, да и усталость сказалась. На землях, подвергающихся красному террору, им приходилось всегда быть начеку, потому что каждый мог предать и навести на их след красноармейцев. Даже когда они ночевали в населенных духами хижинах в вымерших деревнях, то боялись упырей – умерших от голода крестьян, не потому, что те могли напасть на них, а потому, что те могли донести на них. Души, которые десятилетиями поддавались идеологической обработке, подчинились настойчивым политрукам и славили Партию, которая убила их и довела до голодной смерти их семьи. Под красными флагами палачи часто оказывались вместе со своими жертвами.

Проходя по землям Вечной Революции, они с Шулером напрасно искали хотя бы след оппозиции. На самом деле существовали какие-то отряды сирот, убивающие беспечных не по приказу комиссаров, однако даже они отдавали честь Великим Вождям Революции, которые жили в пирамиде в центре Москвы. Никто не сомневался в Революции, все молились на красную звезду. Насмотревшись на все вокруг, Кутшеба понял, что фантазии Ростова о пробуждении угнетенного народа были всего лишь воздушными замками и что напрасно он отпускал пленных в надежде, что его милосердие пробудит их и обратит. Тот, кто боготворил Революцию всем сердцем, не мог выжить на ее землях.

Они сами выжили только благодаря помощи Шулера. Но силы бога исчерпывались слишком быстро. Его клонило к земле, он горбился, а иногда засыпал во время караула. Бормотал о чем-то сам с собой, и, прислушиваясь к нему, Кутшеба с тревогой понимал, что его покровитель повторяет их разговоры в Пристани Царьград. Однажды они остановились перед огромным, достигающим облаков памятником Вождям Революции. Шулер упал перед ним на колени, и тогда Кутшеба понял, что они должны возвращаться, пока еще могут.

Они путешествовали переодетыми. Кутшеба убил двоих комиссаров, которые ехали без охраны. На территории Революции им нечего было бояться нападения: будучи воплощением властной воли, для красных граждан они были почти что богами. Кутшебу развеселило удивление смертельно опасных демонов, когда они с Шулером напали на них. Уверенные в своей безграничной власти, те оказались почти беззащитными. Он аккуратно содрал их черные шкуры и пошил из них плащи, теперь их с Шулером можно было принять за демонов красной звезды, поскольку никто не присматривался к ним внимательно. Возле колхозов им было некого бояться, люди склоняли головы при одном только виде комиссаров. Поэтому они избегали лишь настоящих демонов, их помогал обманывать Шулер, пока у него еще хватало на это сил.

Посещение колхоза произвело на Кутшебу и бога сильное, гнетущее впечатление. Человеку казалось, что он попал в крепость, населенную живыми трупами. По ровным, пересекающимся только под прямым углом улочкам деревни, состоящей из одинаковых бетонных домов, проходили вялые, молчаливые люди, в которых тщетно было искать какие-либо чувства. Сначала он думал, что они скрываются от надзирателей-рекрутеров, которые вербовали людей и демонов. Но потом он рискнул заночевать в колхозе, благодаря чему наутро открыл причину равнодушия жителей. У них отняли имена, так же как и само селение лишили названия. На холщовых комбинезонах у них были пришиты номера, а номер деревни вырезан на единственных воротах в окружающем колхоз заборе.

Центральную часть поселения занимал Дом Партии, который отличался от остальных построек только размером. Внутрь этого огромного бетонного куба без окон еще до рассвета сгоняли всех жителей. Поскольку часть комиссаров также позволяла заглотнуть себя этому бетонному чудищу, то, ведомый любопытством, Кутшеба вместе с сопровождающим его богом тайком присоединился к толпе. По затопленным сумраком коридорам, освещенным только керосиновыми лампами с красными стеклами, их провели в зал с надписью «Кино». Однако в отличие от тех кинозалов, в которых бывал Кутшеба, в этом не было кресел. Люди становились в ряды перед большим экраном во всю стену.

В черно-белом фильме, который им показывали, не было сюжета, Кутшеба не видел в нем ни малейшего смысла. Он состоял из случайной последовательности кадров пыток и убийств. На секунду в промежутках появлялись лица каких-то людей, которые неизменно вызывали ярость у всех собравшихся. Тогда Мирослав впервые увидел, что они проявляют какие-то эмоции. Комиссарам удавалось аккумулировать эту ярость в абсолютную ненависть.