Вечером мы пускаемся в обратный путь – к огромной железной ракушке, заменившей нам дом. После отпуска «Трубоукладчик-90» кажется странным: мы видим его со стороны и начинаем слишком много думать. Он присмирел и эволюционировал, но стал неприятно чужим – будто мы долго смотрели на солнце и перед глазами пошли черные пятна.
От нас уходит Хастер.
В самом начале, когда «Трубоукладчик-90» спас нас от верной гибели, здешний режим был чем-то средним между жестокой диктатурой и взбалмошным анархо-синдикализмом – коллективный героический подвиг и попытка выживания. Хастер (другого имени я не слышал) был капитаном «Трубоукладчика-90», его пилотом и хозяином – седеющий старикан, который управлял нефтяной платформой, знал все о пороговых пределах, красных линиях, допустимых величинах и отлично ладил с кем угодно. Однако к войне Хастера никогда не тянуло – в детстве он переболел какой-то заразой, сделавшей его мягкосердечным. Правда, с этим мягкосердечием он мог проработать тридцать часов без перерыва и одолеть медведя в армрестлинге. Его слово было закон, и всевозможные счетоводы – на самом деле квартирмейстеры – перед ним преклонялись, потому что видели, что он собой представляет. Они тоже пытались выжить и были рады работать под его началом. Хастер мог бесконечно воевать с ржавчиной, соленой водой, ураганами, пьяницами и вообще любыми напастями. Он нутром чуял, какое дело может выгореть, а у какого нет ни малейших шансов.
Хастер был в некотором роде посол, только неясно, от кого и к кому, – к «нам», полагаю, хотя вопросом этим никто не задавался. Он был нужным человеком в нужном месте, и никому не приходило в голову с этим спорить. Он не отдавал приказов и не произносил речей, а просто вел «Трубоукладчик» вперед, позволяя нам спокойно выполнять свою работу (все мы прекрасно знали, что должны делать). Когда же случалась какая-нибудь закавыка, он обходил всю крепость от сада до машинного отсека и разговаривал с людьми. Было у него и некое подобие совета, который состоял из нескольких наших ребят (бывших солдат и неотесанных мужланов), кое-кого из простого народа (чаще их представляла загробного вида женщина с глазами-буравчиками по имени Мелоди) и бея, представлявшего катирцев. Однако прийти и высказаться мог любой желающий. Квип назвал бы такую политическую систему демархией, хотя она больше смахивала на консультативный абсолютизм. Себастьян сказал бы, что она годится только для одного поколения, а с притоком новой крови обернется скорпионом и сожрет твой мозг, после чего Квип ударился бы в дискуссию о повадках и диете скорпионов.
Примерно через три месяца Хастеру позвонили. Он уехал на встречу – наверняка проходившую в самом начале Трубы, где однажды включили первый насос и на первом участке отвоеванной земли проложили первую секцию, – и его уволили. Видимо, им понадобился более просвещенный стиль управления, более
Короче говоря, Хастера вышвырнули, а добрых квартирмейстеров заменили стайкой тонкошеев под началом Эллин Фаст и Рикардо ван Минца. Вид у них был слишком молодой и чистенький – вряд ли их назначили на эти посты за какие-то выдающиеся достижения. Я сейчас пытаюсь набросать схематичную классификацию чинуш и, пожалуй, осторожно назову Фаст и ван Минца тонкошеями типа B: молодые, голодные, с острыми локтями и ампутированной совестью. Они не распустили совет Хастера, однако назвали его Консультативной группой – консультантов ведь необязательно слушать.
Итак, Хастер нас покидает. Босс собирает вещички и сматывается. Роль консультанта означает, что до его советов никому нет дела, и он уже две недели не показывался на собраниях. Может, найдется городок, где его помощь пригодится. Может, Хейердал-Пойнту нужен человек, который умеет быстро решать проблемы. А может, он просто где-нибудь осядет, заведет себе подружку и кучу детишек. С «Трубоукладчиком-90» покончено, благослови Господи местных жителей, но только не его. Больше не его.