Мир, который сгинул

Гонзо подзывает официантку и нескольких работниц, которые рассаживаются вокруг нас, сверкают голыми частями тела, надоедают нам выдуманными историями и, в сущности, водят нас вокруг пальца. Это – неотъемлемая часть веселья. Мы сидим за круглым (красным кожаным) столом в удобных больших (красных бархатных) креслах. Какая-то женщина присаживается на мой подлокотник и говорит, что я – везунчик. Лицо у нее каменное, даже когда она улыбается. Ее зовут, как я понял, Сафира д’Амур, но она говорит «dа mor», что означает «Сафира смерти». Если хочешь любви, попробуй отыскать в ее имени букву «у». У нас с Сафирой не выходит крепкой дружбы даже по меркам стрип-клубного политеса. В конце концов Энни Бык легко берет ее на руки и бросает на Сэмюэля П., от чего тот приходит в полный восторг. Сразу выясняется, что они с Сафирой одного возраста (плюс-минус несколько лет), ходили в разные школы с одинаковыми названиями, ненавидели математику, столовскую еду и, не успев получить аттестат, угодили в исправительную колонию. Как удивительна и мощна синхрония любви в «Тузе бедер»! За это надо выпить. Сэмюэль П. выкидывает очередную кучу денег за Сафирино нео-шампанское, и она делает страшно довольное лицо. Может, она в самом деле рада.

Между тем я начинаю чувствовать что-то странное. За ароматами бобровых струй и хвойных лосьонов после бритья витает отчетливый и совершенно неуместный запах. Театральный грим. Источник установить нетрудно: они выстроились у барной стойки, окруженные благоговейным нетерпением громил и драчунов, предвкушающих знатную свалку.

Их около десяти человек. Худые и толстые, высокие и низкие, все с белыми лицами, в черных одеждах и на пороге смерти. Это клоуны. Нет, хуже: мимы. Когда я подхожу к ним и предлагаю тихонько удалиться – по долгу службы они прекрасно это умеют – главный мим поворачивается к бармену и на глазах у семнадцати самых опасных верзил Матчингема заказывает стакан молока.

Языком жестов.

Для этого он изображает, как доит корову.

Публика так ошарашена, что даже не убивает его на месте. Бармен – к собственному удивлению – достает откуда-то пакет молока («ЭТО МОЛОКО МАРБЕЛЛЫ, ОНО ДЛЯ МОЕЙ ЗМЕИ, УСЕК?») и наливает полпинты в стакан. Айк (у главного мима на груди значок участника конференции с именем: «Айк Термит») и два его товарища устраивают короткую перепалку в духе «Трех бездельников», выясняя, кто платит. В завершение сценки он с размаху наступает на ногу миму А и выкручивает нос миму Б, так что А шарахается вбок, а Б сгибается пополам. Они сталкиваются и отпрыгивают в стороны, в результате чего остальные мимы неуклюже, точно роботы, валятся друг на друга. В конечном итоге крайние мимы вновь толкают А и Б, а те одновременно вскидывают левую и правую руки, протягивая Айку Термиту по купюре. Он расплачивается. Блестяще исполнено.

Вероятно, это последний номер в их жизни. Полдюжины верзил лихорадочно соображают, когда лучше вклиниться в эту нелепую попытку суицида и шлепнуть кого-нибудь по-настоящему, но момент упущен, и им не удается разбудить в себе жажду крови, необходимую для человекоубийства. Айк опрокидывает стакан с молоком и тяжко вздыхает. Затем падает в кресло и закидывает ноги на воображаемую подставку. Они не дрожат. Айк полностью владеет собой. Верзилы делают себе мысленную заметку, что убьют его не ударом в живот – это слишком долго и скучно, – а оторвут ему голову. Ноги Айка по-прежнему не дрожат. Он закрывает глаза и делает вид, что засыпает. Ему удается изобразить даже храп: грудь мерно вздымается, губы беззвучно трепещут. Ни звука. Едва заметным движением Айк показывает, что пукнул. Его губы растягиваются в облегченной улыбке. Кто-то хихикает, и внезапно все осознают: момент упущен безвозвратно. Жизнь Айка Термита и его мимов спасена. Сегодня их никто не убьет; вернись они завтра, их порвут, как сладкую вату, а сегодня все просто займутся своими делами. Айк Термит чувствует, что напряжение спало, и слышит, как головорезы и преступники помельче возвращаются к привычным занятиям и кружкам желтого эля. Спустя минуту он медленно скидывает ноги на пол и открывает глаза.

– Приветствую! Меня зовут Айк Термит. – Он протягивает мне руку в перчатке. Я жму ее, а он прикуривает самокрутку и добавляет: – Мы – Артель мимов Матахакси. – Айк кивает.

Вместе с ним абсолютно синхронно кивают несколько его товарищей. Остальные тут же следуют их примеру, и на мгновение я оказываюсь в море кивающих клоунских лиц. Отныне я буду бережно хранить это воспоминание.

Тут сетчатка моих глаз чуть не взрывается при виде Марбеллы, исполняющей танец с удавом. Очевидно, это не номер с морскими звездами, обещанный в соседнем заведении, потому что: 1) нет ковбоев; 2) змея, похоже, с Мадагаскара, а не из Южной Америки; 3) зрелище более чем непристойное, однако с души от него не воротит.