Мир «Искателя», 2004 № 04

— Нет, ничего такого не припомню, — наконец ответил он. — Я как раз завтракал, когда позвонила Вероника, сказала, что мое присутствие на предстоящей встрече не помешает. Я возразил, сказав, что от непосредственного начальника инициатива не исходила, что я могу оказаться лишним. Вероника сказала, что так будет лучше и что день мне зачтется, — и тут только сообразил. Нет, ни во время звонка, ни после, при встрече, ничего не почувствовал.

Вагит Тимурович выдохнул, пожал плечами.

— Знаете ли… Просто я привык доверять интуиции, она меня редко когда подводила. И как в нашей стране без шестого чувства? — никак не возможно.

Алексей поднял глаза.

— Не уверен, что все дело в интуиции. Скорее, в неких собственных качествах, той же работоспособности, например.

— Вы забываете, что работоспособность — это еще далеко не залог успеха. Слава Богу, страна наша богата людьми неленивыми. На их энтузиазме, почти бескорыстном труде да на глубокой, почти слепой уверенности в том, что «все образуется» и жива еще страна. Их заботами мы еще что-то производим, экспортируем, не даем окончательно загубить производство. Наше с вами производство, не их. Они трудятся на нем, создают все необходимое, отрабатывают взятые под них кредиты, выплачивают из собственных карманов налоги производства, взятки, акцизы, подати. И при этом стараются быть довольными жизнью; иной раз им это даже удается. Но труд этот ни в коей мере нельзя сравнивать с нашей работой — ситуация совсем иная. Они работают, чтобы прокормить себя и свои семьи, мы же… сами знаете, для чего. Ведь посмотрите, где мы и где они. Меж нами пропасть.

— Вы явно через край хватили, — заметил Алексей.

— Отнюдь. Вы говорите о трудолюбии, а как сегодня без него тем, кто находится под вами и не имеет, несмотря на все старания, даже надежды выкарабкаться. Получать — вот едва не предел их мечтаний — не тысячу с хвостиком, а пять тысяч… рублей. А ведь начинали и вы, и они примерно с одного и того же: с пустых прилавков, обесцененных денег да надежды на лучшее в новой стране. Только потом разошлись.

— Хорошо. Кроме трудолюбия, конечно, необходимы знания, решительность, уверенность, какая никакая хватка. Да, собственно, я могу явить именно такой пример.

— Вы можете, спорить не буду. Но скажите, Алексей, отчего же ваши подчиненные не могут похвастаться хотя бы десятой долей доходов, что получаете вы, их непосредственный начальник?

— Вы еще спрашиваете, — холодно произнес Алексей, поворачиваясь к Вагиту Тимуровичу. — У части моей команды, я говорю о той команде, что была со мной, когда я создавал свою челночную фирму, все еще впереди.

— Я говорю не совсем о тех людях, — терпеливо возразил Караев. — О тех, кто непосредственно ездил в ту же Турцию за шмотками и торговал ими в ваших магазинах.

Алексей недоуменно взглянул на Вагита Тимуровича.

— Подождите, но я их не нанимал, этим занимался Анатолий… — Он замолчал, но спустя какое-то время, показавшееся его собеседнику очень долгим, произнес: — Не могу сказать, что их жизнь пошла наперекосяк оттого, что я позвал этих людей к себе.

— Вашей карьеры они не сделали.

— Вы лучше бы спросили их, хотели ли они того или нет, — он раздражился. — Я готовил себя к предпринимательству. В отличие от большинства тех, кто не пожелал заниматься этим изначально, но все же перешел в экономический сектор.

— Не без причин, надо полагать.

— Их дело.

Вагит Тимурович проигнорировал его слова. Ему хотелось сказать молодому человеку очень многое в эти оставшиеся минуты, потом — он интуитивно понимал это — никаких минут у них быть не может. Жаль, слишком поздно он торопится выразить свои идеи и принципы бывшему компаньону.

— Вы довольно удачно вписались в реалии нашей жизни, — произнес Вагит Тимурович, отбросив в который раз бумерангом возвращающиеся мысли.

— Я готовил себя к ним, — повторил Алексей. Разговор казался ему бессмыслицей, мысль о незваных гостях отвлекала. — К тому же удачно подвернулась ситуация с началом реформ. На этом оказалось возможным неплохо заработать. Вам больше, чем мне.

— Те, кого вы взяли себе на работу, не имели экономического образования. Даже если бы имели, едва ли оно помогло бы им. Наука учила нас другому, если помните. Единственным учителем была жизнь и более опытные коллеги по работе. — Алексей кивнул. — Власть просто не хотела успевать, создавать законы, регламентирующие новые подходы. Потому как людям, пришедшим к власти, необходимо было самим успеть сделать то, что делали мы, предприниматели. Это сейчас все сложилось по-иному.

— Период первоначального накопления завершился.

— Да, завершился в нашу с вами пользу. Но закон Ломоносова остается верен и для нашей ситуации: если где-то что-то прибыло, значит, у кого-то столько же и убыло. Убыло у этих самых людей, которые пошли работать к вам.

— И что же у них убыло в первую очередь? — Алексей не понимал, почему этот диалог ему неприятен, вроде бы обычный диспут, если отбросить сам факт их пребывания в леднике.