Мир, где тебя нет (СИ)

Ниери развернула связанный в узел платок, меч вставшего позади Трея с тихим шелестом покинул ножны. Всё это было знакомо, уже когда-то увиденное, но точно отражённое в зеркале, где люди меняются местами.

Беззвучно истекали воском свечи. Анолис смотрела на них слепыми глазами пророчицы, простирая над их головами тонкие нагие руки.

Свеча в руке Ниери зажглась тотчас, бездымным ровным пламенем. Лезвие меча сияло, как луч, по глади зеркала растеклось расплавленное золото.

На какое-то мгновение, сладкое и мучительное, Диане чудилось, что в голосе служителя звучит голос её отца.

После ласковой речи жреца слова Демиана звучали веско, даже строго. Наваждение окутывало Диану золотым мерцающим маревом. Она потянулась через собственное сопротивление, чтобы вникнуть в смысл, не в одно звучание.

— Перед землёй и небом, перед светом и тьмой, перед собой и всеми...

Оставаясь неподвижной, она содрогнулась, сокровенной душевной дрожью.

Это — клятва, Демиан — маг, а с магов спрашивают по высшей мере. Для них это "клянусь" — больше, чем залог жизни. Залог души.

Трей кашлянул, словно у него затекла рука, воздевшая меч, хотя, конечно, выдержки ведьмака хватило бы, чтобы стоять так хоть сутки, если потребуется.

Отеческий взор старца был обращён на Диану, терпеливо-выжидающий. Губы в обрамлении белой бороды приоткрылись, как у неравнодушного суфлёра, мягко подталкивая произнести некие слова.

Те самые слова.

Положение герцогини обязывало её принимать обеты. Приносили их другие.

Частое дыхание Ниери за плечом превратилось во взволнованное сопение, и свеча в её руке угрожающе накренилась, приблизив к плечу тёплый язычок.

Диана осторожно вздохнула, впуская в лёгкие реальность момента.

— Я не помню слов.

И тогда Демиан рассмеялся. И тогда вокруг их переплетённых рук вспыхнуло и свилось в цепь золотое сияние.

И платье на ней не белое и даже не претендующее на эпитет "нарядное", а просто первое попавшееся под руку. И о заключённом браке не извещено, как полагается — герцогиня она всё же, или нет? — во всех храмах и на площадях. А тот, кто стал ей мужем, вернее всего, вместо свадебного пира, тотчас же вернётся куда позовёт долг — в самую мясорубку... Но когда Диану осенило крыло чёрного плаща, она признала со спокойной ясностью, что никогда по правде и не мечтала о платьях и застольях — какие уж тут застолья, когда мир рушится в пропасть, а то, что ещё осталось нерушимого, лежит на плечах Магистра. Всё это: платья, застолья, герольды и золотые трубы — всё это было бы с Реганом, и с Фэланом было бы, но значило бы хоть что-то, если бы в храме, среди сотен свечей, стоял с ней не Демиан, другой мужчина?

Анолис простирала дрожащие в мерцании свечей длани над их склонёнными головами, и слепые глаза богини истекали золотыми смолистыми слезами, а запястий касалось её благословение.

С ними остались сдержанные слова и объятия Трея, обильные поцелуи и слёзы Ниери.

Служитель проводил их до ворот, но попросил обождать и вскоре вернулся, улыбаясь, принеся что-то, скрытое за широким рукавом жреческого балахона. Сделав Диане знак склониться, украсил её волосы венком из мелких, как жемчужная нить, маргариток, а в руки дал букет дивных, кипенно-белых, лишь едва подкрашенных по краям, точно застенчивым румянцем, гортензий.

Вот и всё. Никто не встречает их за вратами храма, не оглушают крики здравиц. Больше никто не знает их тайну, только их тайну.

После янтарного, яхонтового сияния храма их приветствует бледное, цвета белого золота, октябрьское солнце. Не спеша и бесцельно, как не бывало целую вечность, они идут по чистым, строгих линий, улицам. Никем не узнанные, никому не обязанные, наконец свободные — просто двое в большом многолюдном городе. Просто мужчина и женщина.

Сняв перчатки, Демиан коснулся заплетённых в корону волос Дианы, жемчужного венчика из маргариток. Далеко видимый, над центральной частью города воздвигался герцогский дворец.

— Мы могли бы... — медленно промолвил Демиан, кончиками пальцев поправляя ей короткий локон у виска.

— Нет! — вырвалось решительным протестом.

Диана по горло наелась церемониями, этикетом, приличиями и всеми неисчислимыми "такнадами". Она столько лет провела в этих оковах, что её привела в исступление сама мысль расточать сокровенное единение на сборище людей, вовсе к ней не причастным, знаменосцев и домочадцев герцога Нолана, и даже делить с теми, чьи судьбы оказались тесно переплетены с её судьбой. Не сегодня, не теперь.

Демиан сдержанно улыбнулся.

— Значит, после.

Демиан дал ей право выбирать, и, не зная, насколько далеко простирается её власть и как много отмерено ей сроку, Диана всё же не задумываясь и со счастливой благодарностью приняла эту возможность. Когда, если не теперь?