Мир, где нет тебя

Ночь вышла долгой. Очень долгой. И дело даже не в том, что они с Ваней совершили ночную прогулку по Волге, что вернулись далеко за полночь, и Лана, несмотря на посторонние мысли, радовалась каждой минуте. В итоге, очутились в её спальне, в её старом доме, как когда-то давно, и уснули, довольные и уставшие. Но Лане хватило нескольких часов сна, а после она проснулась, часы показывали шесть утра, но она знала, что сон к ней не вернётся. И лежала, слушая мужское дыхание рядом, и обдумывая ситуацию. А заодно разглядывала маленькую спальню, в которой когда-то жила. Старую, такую знакомую мебель, обои в цветочек, и люстру… даже затруднительно представить, в каком году та была куплена. Скорее всего, задолго до того, как они с мамой въехали в этот дом. И эта комната помнила многое, и её детство, и юность, и даже Ваню в этой постели помнила. Во времена их бурной, наполненной влюблённостью, молодости. И вот они снова здесь. Спят, в обнимку, по крайней мере, он к ней прижимается, а она лежит, боясь пошевелиться и потревожить его сон, и только губы в беспокойных раздумьях кусает. А всё потому, что в её телефоне злосчастное сообщение от мужа. То ли от настоящего, то ли от бывшего, так запросто уже и не разберёшься. И вчера вечером Лана совсем не хотела об этом думать, хотела хоть на несколько минут вспомнить о том, как легко было в молодости, как приятно быть счастливой и свободной. А Слава как почувствовал, и решил напомнить ей о том, что радоваться особо нечему. У них развод. И прислал всего несколько слов: «Очень нужно поговорить». И это «очень нужно» всерьёз беспокоило.

Они не общались почти две недели. Он не звонил, не интересовался, даже Соне не писал, что было странно и до ужаса неправильно, Лана искренне так считала. Может, и беспокоилась бы о том, на какие темы дочка общается с приёмным отцом, но зато ребёнок был бы спокоен и не спрашивал, почему папа не хочет с ней разговаривать. И Лана уже смирилась с тем, что общаться им придётся строго через адвокатов. И вот, пожалуйста. Привет из семейной жизни. Славе очень нужно с ней поговорить.

И что она должна сделать, по его мнению? Поторопиться ему перезвонить, среди ночи? В надежде, что их разговор закончится примирением, хоть каким-нибудь?

Лана вздохнула, повернула голову и посмотрела на Ваню. На его лице было такое спокойное выражение лица, совершенно расслабленное, и Лана даже подумала, что довольное. Он был доволен. Прошедшим вечером, ночью, их прогулкой, и, по всей видимости, даже тем, что они пришли в эту комнату, упали на кровать и уснули без задних ног. И она была довольна, хотелось протянуть руку и погладить его по щеке с проступившей щетиной, в благодарность или в порыве давно позабытой нежности. Но вместо этого Лана осторожно откинула одеяло и очень аккуратно выбралась из-под Ваниной руки. Посидела на краю кровати, прислушиваясь. В доме было тихо. Рано даже для Сони, хотя та никогда не просыпалась позже восьми. Лана накинула на себя халат и тихо вышла из спальни, запретив себе оборачиваться на мужчину в её постели.

Ступеньки лестницы под её босыми ногами привычно поскрипывали. Лана спустилась на кухню, поставила чайник на газ. А сама открыла входную дверь и вышла на крыльцо. Пригородная улица встретила её утренней тишиной, солнцем и пением птиц. Вот сейчас, в этот ранний час особенно остро вспоминалось детство, именно детство, когда каждое утро летом казалось праздником. Когда можно было выбежать рано утром из дома, пробежать по влажной траве и собрать яблоки в саду. Она забыла об этом. Много лет у неё не было времени возвращаться в прошлое, даже в мыслях. А когда находилось, Лана всеми силами гнала от себя предательские воспоминания, вот об этой улице, об этом доме, ведь этого не должно было повториться. И вот сейчас она здесь, стоит на родном крыльце, и смотрит на голубое небо и солнце, и кажется, что они всё те же. Что и десять лет назад или пятнадцать. И от переполнявших её эмоций она задыхается, и никак не может надышаться этим воздухом. Пряным и пьяным.

На кухне засвистел чайник, громко и пронзительно, словно собирался перебудить всех домочадцев. И Лана поспешила вернуться в дом, выключила газ и достала из буфета старую чашку с голубым узором и трещинкой на боку. Чашка старая и от того, так приятно брать её в руки.

А на телефоне сообщение от Славы. И страшно подумать, о чём ему так необходимо с ней поговорить.

– Спишь?

Игнатьев на том конце провода вздохнул, голос был сонный, муж даже зевнул.

– Сплю, – отозвался он совершенно спокойным голосом. – А ты чего не спишь? – По всей видимости, глянул на часы. И перед внутренним взором Ланы, как наяву, встала их супружеская спальня. Огромная, стильно обставленная, с огромным окном и большой кроватью. И даже электронные часы на тумбочке представила, и как Слава привстал на локте, чтобы на них посмотреть. Она помнила всё, и отлично знала, каждое движение, каждый жест и предугадывала каждый вздох мужа. Она отлично его знала. – Рано.