Мир, где меня ждут

Найдя место, где снега было поменьше, упёршись руками в ближайшее дерево и расставив пошире ноги, Клирия только и делала, что бормотала:

— Не больнее, чем четвертование… Совсем не больно…

Всё внизу тянуло, давило и словно рвало. Живот сводило адской болью, словно все мышцы начали дружно сокращаться до максимума. А потом пошёл процесс, и мысль о том, что это не больнее чем четвертование, пропала. Осталась только боль и ощущение, что она ходит в туалет. По крайней мере нечто похожее было, учитывая тот факт, что ей приходилось тужиться.

Время шло, её ослепляла боль, являясь вспышками, а лицо искажала гримаса мучений. Она вцепилась пальцами в промёрзшую кору дерева и завизжала. Громко, пугая птиц, что после бурана решили найти себе пропитание, и заставляя животных испуганно разбегаться.

Провизжалась, набрала воздуха побольше и на новый заход с визгами. В её голове мелькнула мысль, что ребёнок родится таким же упёртым, как и его отец. Раз за разом, чувствуя, как влагалище растягивается, Клирия едва ли не проклинала всю боль визгом. Половые губы расходятся в стороны, и вот на свет появилась макушка.

Набрав побольше воздуха, Клирия вновь зашлась в визге, тужась и выталкивая из себя ребёнка. Ещё раз, и ещё, и ещё, пока из неё не появилась полностью головка младенца. А вслед за этим, после череды повторов и напряжений, и сам ребёнок вылез.

Она успела поймать его обеими руками до того, как он коснулся снега, после чего оперативно закутала новорождённого в шкуру зайца — единственное сухое место, которое могло дать хотя бы немного тепла новой жизни. У самой Клирии температура тела давно упала ниже тридцати градусов и до смерти ей оставалось всего ничего.

Она перерезала кинжалом пуповину и взглянула на то, что вылезло из неё с таким трудом.

Но за срачкой понеслась горячка — у Клирии медленно ехала крыша.

Взглянув на ребёнка, первое что пришло ей в голову — это какое-то чудовище. Синюшного цвета со слегка вытянутой головой, кожей, похожей на помятую бумагу, покрытый какой-то смазкой, слегка напоминающей творог, он мало походил на того, кого рисовало сейчас больное воображение роженицы. И первый порыв, который был у неё — выбросить его в ближайший сугроб.

Но… Клирия с трудом отказалась от этой идеи до поры до времени. Пусть лучше Патрик посмотрит на то, кого он заделал ей; какое-то странное слегка сморщенное существо, которое никак не вписывалось в понятие красивого младенца.

Вслед за этим у неё пронеслась мысль, что ребёнок почему-то молчит.

Клирия, не теряя присутствия духа, но при этом морщась, словно прикасалась к самому страшному и мерзкому существу на свете, схватила ребёнка и… щёлкнула его несильно по носу пальцем. Щёлкнула один раз, второй, третий…

После третьего лицо младенца сморщилось, и он, словно пытаясь отмахнуться от надоедливой мамаши, которая его мучает, потянул ручки со жатыми в кулачок пальцами к лицу, после чего издал недовольный громкий крик.

— Живо отродье… — пробормотала с какими-то блестящими безумными глазами Клирия. — Но почему ты кричишь?! Почему ты кричишь?! ПОЧЕМУ КРИЧИШЬ?!

Её голос сорвался на визг, и она с капающей из рта слюной взирала на ребёнка, продолжая визжать на него, а в ответ получая соответствующие гневные крики. И визжала бы до посинения… хотя она уже была синей.

— ЧТО ТЫ КРИЧИШЬ!? ЧЕГО ТЕБЕ НУЖНО!?

— Ну точно не твоих истошных криков, глупая девка. Титьку дитя просит, — раздался справа от неё старческий голос.

Клирия тут же повернула голову на звук. Сейчас она выглядела как какое-то животное, с капающей слюной, диким взглядом и с отсутствующим мыслительным процессом на лице.

Между деревьев в метрах двадцати от неё стояла старая бабулька с метлой в руке, скрюченная, сухая, но при этом буквально испускающая жизнь в этом холодном мёртвом мире.

— Чего вылупилась, девка? Что разоралась на весь лес? Поди ума лишилась на морозе?

— Чего тебе нужно, старая ведьма? — тут же ощетинилась Клирия.

— Ну уж точно не тебя, плоская, как восточные луга. Дитя того и плачет, что видит, какова мамка неуклюжая ему досталась.

— Это я неуклюжая, старая сука?! — взвизгнула Клирия и метнула в бабульку кинжал. Однако бабка не промах, метлой провела перед лицом своим, да и воткнулся кинжал в древко.

— Так ещё и косая. Какой же дурак в такую девку членом тыкать стал?

— Я убью тебя, старая сука! — взвизгнула Клирия и бросилась на бабульку.

Та стояла, стояла, а потом с завидным проворством хрясь её по голове метлой в висок, когда та подбежала ближе. Клирия резко сменила траекторию от удара, врезалась головой в дерево, разбив лицо в кровь, и рухнула на землю. А сверху ещё и шапка снега упала, полностью погребя её под собой.

— Вот дура нерасторопная. Совсем девки дурные пошли, ладно на мужиков бросались, так теперь ещё и на бабок начали. Тьфу… — плюнула она и аккуратно, бочком-бочком через сугробы к свёртку, который Клирия оставила на снегу. — А что это у нас тут такое?

Баба Яга подняла свёрток, сделанный из необработанной кожи, где лежал младенец, и её глаза блеснули.