Мир, где меня ждут

— Абсолютно серьёзно. Ни разу не видел плачущую табуретку, что закидывает плюсик в её копилку.

— Мэйн, я… Нет, ты сейчас опять шутишь.

— Блять, ну конечно я рофлю, Элизи. Ясень пень, что Клирия важнее табуретки, просто она немного достала.

— Она беременна.

— Это типа нового приговора?

— Просто будь терпимее к ней. Ты даже ведь не пытаешься. Я лишь наблюдаю проявление агрессии к ней, не более.

— Может быть чуть-чуть выделяю её на фоне других, — нехотя согласился я.

— К тому же, зачем ты так с ней? Сравнил её с табуреткой.

— Я сказал, что табуретка будет предпочтительнее неё, — заметил я.

— Ты же понимаешь, что это ещё хуже? — посмотрела она на меня строго. — Клирия тебя ждала здесь больше всех остальных.

— И что? Меня все ждали.

— Она иначе ждала. Сидела, дожидалась известий о тебе, а как получила письмо, так сразу оживилась. И когда узнала, что ты подъезжаешь, сразу начала готовиться: мылась, красилась, причёсывалась, всё не могла нарадоваться. Пусть и пыталась скрыть это, но все видели, как она тут порхала. А ты сказал, что предпочтёшь ей табуретку. Мэйн… я знаю, что ты не очень к Клирии относишься, но это слишком жестоко даже для тебя. Она сейчас там рыдает непрерывно, словно какая-то девчонка пяти лет. Ты понимаешь, что она немного беременна? Что она сейчас воспринимает всё иначе?

— Немного беременна?

— Много беременна.

— Звучит ещё хуже.

— Как бы то ни было, она радостная тебя ждала, а ты ей это бросил в лицо. Естественно, она сорвалась.

— Радостная Клирия… Ты мне угрожаешь?

— Достаточно, Мэйн. Сам решай, что делать, я всё сказала.

— Окей. Тогда иди, не отвлекай меня, я револьвер чищу.

— Хорошо, — спокойно ответила Элизи и ушла.

А я-то думал, что цыкнет или ещё что, но Элизи лишь спокойно вышла, словно получила положительный ответ. Хотя мои дальнейшие действия и так были ясны без всяких объяснений. В любом случае я пойду Клирии. Не потому, что подкаблучник и прочая хуйня. Просто я слегонца переборщил и вышло некрасиво немного. В конечном итоге я обидел и попросить прощение у неё надо просто потому, что это правильно.

— Ну бли-и-ин… — вздохнул я и встал. — Вот чёрт…

Я не боюсь просить прощения, если чувствую, что виноват. Однако когда всё поместье знает, кто это натворил (а оно узнает, слухи здесь разлетаются быстро), чувствовать на себе чужие взгляды то ещё удовольствие. Особенно ненавижу, когда за спиной шепчутся. Шептуны блин.

Как я и предполагал, служанки косились на меня, а стоило мне посмотреть на них, они испуганно отворачивались или разбегались «по делам».

А у двери Клирии так вообще четыре штуки стояло.

— А ну-ка брысь отсюдова! — шикнул я на их и служанки, словно кошки, облитые холодной водой, тут же разбежались.

Рыдания Клирии были слышны даже отсюда. Просто тупо ревела там глухо, словно уткнулась в подушку лицом. И это же надо было так разойтись из-за табуретки.

Когда я постучал в дверь, ответом было мне:

— ПОШЛИ ВОН! НЕ БЕСПОКОИТЬ! — истерический голос едва не срывался на визг и был такой, словно кричали из подушки.

— Клирия, это я, — позвал я её. — Можно войти?

Тишина. Недолгая.

— Убирайся!

— Нет, впусти меня.

— Убирайся! Видеть тебя у меня сейчас желания нет!

— Нет, впускай меня.

— Я сказала, нет! — взвизгнула она.

— Да кого твоё мнение там вообще интересует, кроме тебя единственной?! — крикнул я в ответ и пинком ноги вышиб дверь.

Я ожидал, что дверь была заперта, но как оказалось, Клирия даже этого не сделала, безответственная овуляшка. Потому та с грохотом распахнулась и ударилась об стену, едва не слетев с петель. Перестарался немножко, но виновата в этом, естественно, Клирия. Как хорошо, что всегда есть козёл отпущения. В нашем случае коза.

— Ну? Чо ноешь, на весь этаж тут ревёшь.

Клирия вообще ничего не ответила, лежала, уткнувшись лицом в подушку, и плакала, хоть уже и потише, чем раньше.

— Эй, давай, я знаю, что ты можешь мне ответить.

Не, хнычет себе в подушку и даже голову не повернёт. А под конец так вообще повернулась ко мне спиной.

— Уходи, Патрик. Сейчас же убирайся из моей комнаты.

— Или что? — спросил я с усмешкой. В ответ только плач. — Потом удивляешься, чем табуретка лучше. Она, в отличие от тебя, не плачет и не убегает.

— Да оставь меня в покое! — взвизгнула Клирия и бросила в меня подушку.

Ух, а Клирия оказывается умеет истерить. Причём судя по роже, от души, с оттяжкой. Знает толк, как посмотрю. Вся красная, глаза припухшие и тоже красные, словно несколько суток не спала. Тушь по морде растеклась, губная помада размазана, губы дрожат, вся физиономия мокрая, так ещё и сопли из носа текут.

— Уходи, Патрик, — сказал она и шмыгнула носом. Хочу заметить, что не сказала там, терпеть тебя не могу или ещё что-нибудь в этом роде. — Я не хочу тебя сейчас ви…

Я оказался проворнее. Нырнул к ней поближе и поцеловал её в губы, повалив на кровать.

И разбил случайно ей губу. Клирия отдёрнулась от меня со звуком «ум-м-м».

Блин, ну немножко не рассчитал.