Угадал он правильно: цейхгауз назывался здесь вещевой, и Маанька - осанистая светловолосая женщина с таким же пучком на макушке, как у Матуни, - выдала ему тюфяк, подушку, одеяло и три наволочки: тюфячную, подушечную и одеяльную. И ещё комплект армейского белья. Оно-то здесь откуда? Но удивляться было некогда. Гаор поблагодарил и потащил новообретённое имущество в спальню устраивать постель. Разложить и заправить по-уставному - мгновенное дело. Его руки проделали всё необходимое как сами по себе, настолько эти процедуры вбились в него за годы училища и армии, так что он даже и на своей, уже "вольной" квартире убирал постель "по-армейски". Сунув бельё в верхний ярус высокой тумбочки - а куда ещё, если его койка верхняя,- он побежал обратно по коридору.
За вещевой отыскалась маленькая неприметная дверь, из-за которой слышался говорок Матуни и чей-то бас. Надеясь, что этим он не нарушает никаких правил, Гаор открыл дверь.
Опять длинная, уходящая вглубь безоконная комната. Но если вещевая была уже в шаге от двери перегорожена прилавком, за которым гордо возвышалась Маанька, то здесь забитые всевозможной всячиной полки уходили вдоль стен, а у двери в углу стоял маленький, как детский, стол и два таких же стульчика. За столом восседала Матуня, а рядом стоял, видимо, тот самый Моргаш и рассматривал пёструю фуфайку с длинными рукавами.
- Ну, Матуня, - канючил он басом, но совершенно по-детски, - ну куды она мне, ну я ж в ней навроде кловуна буду.
- Иди-иди, - отмахивалась от него Матуня, - она вон совсем целая, зашили мы её, и тёплая. И не засти, мне вон парня снаряжать, а уже отбой скоро.
Моргаш шумно обречённо вздохнул и вышел, удручённо неся перед собой фуфайку.
- Садись, паря, - ласково сказала Матуня Гаору, - как тебя, Рыжий?
Гаор кивнул и, решив, что на таком стульчике ему вряд ли удержаться, а били его сегодня столько, что падать не стоит, сел прямо на пол.
- Айда да ты! - засмеялась Матуня, - ну как хошь. Слушай. Постель ты получил, через месяц мы наволочки в стирку заберём, а чистое тебе прямо на койке оставим, придёшь, сам застелишь. А нательное, через неделю мы ящик выставим, вечером али утром, если спишь в нём, в ящик сбросишь и в чистом пойдёшь, а мы уж постираем и чистое в том же ящике вам вернём, сам уж своё найдёшь и уберёшь. Так и будет, смена на тебе, смена в тумбочке. А чтоб не путалось, я тебе сейчас меточки дам, сам и пришьёшь ко всему своему, и на комбез, и на куртку с шапкой. На постельное можешь не пришивать, оно у всех одинаковое. Вот держи, - она взяла со стола и протянула Гаору свёрнутую в кольцо узкую белую тесёмку с напечатанными на ней цифрами и буквами.
Гаор взял тесьму. Да, метки, как в прачечной, куда в своей недолгой "вольной" жизни он сдавал простыни и полотенца, остальное стирал сам.
- И нитки с иголкой держи, а чем нарезать, - Матуня оглядела свой столик, - ну, по первости попроси у кого. Мыло ещё тебе, мочалку держи. И полотенце. На него тоже метку нашьёшь. У тебя что, носки, портянки?
- Носки.
- Это уж сам. В умывалке труба горячая есть, на ней и сушат все. Ты их тоже пометь по-своему. А сносишь, ко мне приходи, подберу. Чего ещё тебе?
Гаор неуверенно пожал плечами.
- Всё вроде.
Матуня засмеялась.
- Эх ты, про самое-то главное и не вспомнил. Ну? Про что я толкую?
Гаор улыбнулся, принимая игру.
- Не знаю, Матуня.
- Что ж ты, кудри распустил, а чесать их не чешешь. Гребень ещё нужен!
- Что?! - изумился Гаор. - Впервые слышу. Что это, Матуня?
- Ну, - Матуня даже руками развела, - по-всякому тёмных видала, но чтоб про гребень не знали! Ну, Рыжий, удивил ты меня. Волосы им чешут. Неужто не видал?
Гаор невесело усмехнулся.
- Нет, Матуня, у меня таких волос, чтоб чесать их, не было никогда. Только вот сейчас отросли.
Матуня покачала головой.
- И ты голову брил, такую красу губил? Вон они у тебя какие, аж в золото червонное отливают. Ладно, пойдёшь к Мастаку, он их всем мастерит и тебе сделает. А теперь иди, по первости тебе хватит, а там видно будет, пока человек жив, ему много надо.
- Спасибо, Матуня.
Гаор встал, удерживая в растопыренных пальцах полученное богатство. И всё же спросил.
- А что это за слово, Матуня?
- И этого не знашь? - удивилась Матуня. - А и просто. Мать, значит. Мы все, матери, заботу об вас держим, ну а чтоб не путаться, по-разному зовёмся. Я вот Матуня, в вещевой Маанька, Маманя ещё есть, Мамушка, Матуха, ну а Мать старшая наша. Иди, Рыжий, время придёт, всех разглядишь. А увидишь Махотку, скажешь, чтоб зашёл. Пробрать мне его надо.
Гаор ещё раз поблагодарил и вышел. В коридоре пусто, только в углу возле двери Матуни стояли две девчонки, босые, в одних мужских - им чуть выше колен - рубашках с закатанными рукавами и зубоскалили с полуголым парнем в заплатанных штанах. На проходившего мимо Гаора они смешливо фыркнули, а парень только покосился. Однако, свободней, чем в казарме - весело подумал Гаор, входя в свою спальню.