Смятение…, какого еще не было в моей жизни. В мыслях я бушевал, я крушил все вокруг: компьютеры, пробирки, микроскопы — все оборудование в этой дьявольской лаборатории. Как же трудно было оттого, что я не мог делать этого в реальности. Как быть, когда ты один знаешь страшную правду и никому не можешь рассказать, потому что не поверят? Феликс был в очень удобном положении. Если б не слияние памяти, я, наверняка, смог бы его разоблачить, но все сложилось в его пользу, одолеть этого гения мне было не под силу. И главная проблема заключалась в том, что мне по-прежнему нужно было ходить на работу и видеть его каждый день.
Следующая неделя была настоящим психологическим кошмаром. Он был рядом практически постоянно. Я старательно избегал его взгляда, но, стоило ему повернуться ко мне спиной, я вставал как вкопанный и прожигал его взглядом с ног до головы. Моя увлеченность и боязнь начинали походить на шизофрению. Именно тогда я начал писать этот дневник. Хотя, какой это дневник…, здесь нет привязки к датам, нет свойственной дневникам тезисности. Скорее, это просто личные записи, история самой странной части моей жизни. Так вот, он был всегда со мной, даже когда его не было. Я не знаю, как назвать и к чему отнести то состояние, когда в твоей жизни появляется человек, которого просто не должно быть, которого ты ненавидишь, о котором не можешь перестать думать и которому ты, скорее всего, безразличен. Наверное, самое близкое к этому — подростковая безответная влюбленность. Нет, конечно, я не лил слез в подушку, но я думал о нем по ночам и не только. И конечно же, я много думал об Илье. В истории немало случаев, когда человек, считавшийся мертвым, на самом деле оказывался живым; судьба Ильи сложилась противоположным образом: все родственники и коллеги воспринимали его, как будто он был по-прежнему с ними, но его не было. Это чудовищное заблуждение делало его уход еще более трагичным; это было расставание без прощания, смерть без похорон. Человека не стало, и никто об этом не знал, кроме меня. С другой стороны, его семья должна была заметить неладное. Да, у него сохранилась память, но характер, повадки, манера общения — все это рано или поздно должно было выдать его. Другой вопрос — победит ли восприятие здравый смысл.
Этими мыслями голова моя была загружена настолько, что даже машинальные процессы, вроде чистки зубов, превращались в абсурдную последовательность действий. Мама часто ловила меня на том, как я сидел будто в отключке — за ужином, за ноутбуком или просто у телевизора в гостиной — телом я был там, но в мыслях настолько далеко, что ей приходилось порой по нескольку раз меня окликать.
Единственным человеком, кто мог хоть ненадолго вытащить меня из этой психологической западни, была Настя. Ее секрет был предельно прост: она всегда была немного ненормальной…, мой личный зеленоглазый псих в юбке. Чтобы описать точнее, ее границы нормальности не были сдвинуты, как у душевно больных, они, скорее, были расширены, и в этом, отчасти, был секрет нашего с ней притяжения. С ней я мог говорить обо всем, задвигать сколь угодно абсурдные и бесполезные теории, одним словом, фантазировать, не боясь, что она, как это свойственно девушкам, будет находить истоки моих фантазий в наших с ней отношениях. Несколько раз я думал о том, чтобы рассказать ей о Феликсе и обо всем случившемся, но здравый смысл запрещал мне это сделать. Возможно, я просто недооценивал степень ее безумия.
За длинными пробежками, вечерними прогулками с Настей и смешными разговорами о ненасущном я пережил эту неделю. А в субботу случилось кое-что очень волнующее: я получил звонок из Biohack. Это было настолько неожиданно и интригующе, что я даже отвлекся на какое-то время от паразитных мыслей, которые пожирали меня всю последнюю неделю. "Вот это рвение, — подумал я, — даже в выходные не прекращают поиски персонала". Дело в том, что я всегда мечтал работать в компании вроде этой, куда берут только лучших и где ученый может зарабатывать деньги, а не только ученую степень и карму. Приятный женский голос пригласил меня на собеседование в понедельник утром, и эта отметка тут же обозначилась красной точкой в моем календаре. Оправившись от эйфории, я принялся заучивать материал — все, чего я не касался в своей работе, но что могли востребовать в передовой компании. Быть может, я преувеличивал тогда уникальность этого приглашения, но оно и вправду могло приблизить меня к моей мечте и, что не менее важно, давало возможность, наконец, распрощаться с Феликсом и в обозримом будущем забыть о случившемся, как о страшном сне.