Мир демонов

Лэкленд пришел в ангар номер один вместе с доктором Таунсенд, измученной и потертой, Чарльтоном, пощипывавшим свою бороду, и с майором Сомерсом, державшим кобуру не застегнутой. Все умолкли, и Эллис, ответственный физик, приготовился дать сигнал.

Приборы указали точные пространственные координаты, где следовало ожидать появления блоба.

Вокруг этого места был построен реактор, в котором могла свободно циркулировать плазма, держащаяся на стенах с помощью сильных магнитов. Можно было достичь температуры в многие тысячи градусов. С прибытием новых приборов, от одного вида которых Гревиль в изумлении открывал глаза, и которые, как он смутно догадывался, означали, что теперь он обладал сверхсекретной информацией государственной важности и потому отныне должен считать себя под подозрением, теперь внутри этого трона можно было добиться эффекта взрыва водородной бомбы. Он вспомнил, как он был в панике, когда директор сказал ему, что возле блоба должно было быть взорвано контролируемое ядерное оружие. Сейчас, стоя рядом со своими приборами и ожидая сигнала, он чувствовал себя не легче.

У Эллиса, худощавого человека с песочного цвета волосами, было увлеченное, голодное лицо человека, который не потерпит никаких преград на пути дела его жизни. «Интересно, — подумал Гревиль, — как он отреагирует на неудачу». Раздался пронзительный неприятный звонок.

Включенный при появлении блоба радаром, этот звонок означал, что блоб возник прямо в центре их установки. При включении медленно, лениво зашевелились стрелки на счетчиках. Сейчас собиралась сила, которая потом одним мощным ударом… При этой мысли Гревиль поморщился.

Приборы словно сошли с ума.

— Берет все, что мы подаем! — крикнул какой-то человек на входе. Местная атомная станция, полностью отданная под этот проект, уже была полностью истощена. В этом реакторе была сейчас жара, сравнимая с солнечной короной. Давление тоже должно было быть неимоверным.

Теперь все наблюдали в тишине. Тиканье часов казалось очень громким. Гревиль слышал, как рядом, с астматической одышкой дышала доктор Таунсенд. Он не отрывал глаз от оборудования. С него лил пот. Его датчики и приборы давали полную картину. Энергия. Жар. Давление. В этой кишке сейчас шли взрывы водородной бомбы — и там же, подверженный ударам этих фантастических сил, проходил через ад невидимый, загадочный блоб.

Понсфорд выставил бинокль на треноге. Он смотрел в него на то место на стене реактора, куда, как он предвидел, стремился блоб. Вдруг он оторвался от бинокля — весь серый, потрясенный, испуганный.

— Выключай! Идет! Выключай!

Гревиль среагировал мгновенно. Он рванул рычаги, отключив энергию и мощной струей выпустив ее в атмосферу — с хрустом, от которого у всех на зубах появилась оскомина и волосы встали дыбом. Если бы плазму не выпустили…

— Он трескается! — вопль Понсфорда потонул в резком ударе перенапряженного металла.

В стенке реактора появилась дыра. Из нее вылез блоб, серый, загадочный, не изменившийся. Он плавно плыл вперед, двигаясь со своей обычной скоростью.

Ни у кого не было сил выругаться.

Блоб висел в воздухе, тихий, неразумный.

— Мы использовали все, что у нас есть, — говорил Эллис. Он казался больным. — Что мы можем еще?

— Молиться, — ответил директор и тяжело направился к выходу, ссутулившийся, опухший. Они молча смотрели ему вслед.

Что же касается блобов, то, судя по всему, людям не стоило беспокоиться, чтобы появляться на свет.

Глава четвертая

Мир испытывал естественный интерес к этой лихорадке неизвестного ужаса, охватившего Лондон и некоторые другие районы Англии. Вместе с репортерами и комментаторами, потоками вливавшимися в страну, прибывали также и ученые, решившие добавить свои знания в общий поиск какого-то ключа к загадке. Их тепло принимали и устраивали, предоставляя работу в офисах и лабораториях в основном в разрушенных зданиях, стоявших по линиям маршрутов. Они хотели быть как можно ближе. Один или двое были убиты.

Вместе с журналистами и учеными потянулись и шарлатаны. Представлены были все направления философской мысли.

Священники пытались укротить чудовищ, и их в самую последнюю минуту приходилось спасать, когда громоздкие шары продолжали катиться без малейшего признака понимания того, что происходит. Священники своими молитвами причиняли им вреда не больше, чем если бы пели популярные песни.

Попробовали и представители черной и белой магий. Одного, который сказал, что блобы — это гости со звезд, и утверждал, что может разговаривать с их разумом, и даже написал книги о других странных явлениях, не успели вовремя спасти, и соскребли уже за блобом.

Один предприимчивый торговец металлоломом догадался вывалить на пути блоба старый лом, а потом шел и скатывал его в аккуратные рулоны. Другие тоже находили блобам применение. Они превратились — почти в одночасье — в некое национальное установление. С ними жили, на них ворчали, над ними смеялись — с ними смирились.