— Обо мне не думай! Беги, пока не поздно.
У калитки что-то заставило Ареса обернуться и женщина, помахав ему, слабо улыбнулась.
Мучимый странным беспокойством, ночью он вернулся. К тому же Арес знал, что люди простодушны и беглеца, как правило, меньше всего ищут дома. Крадучись он поднялся на террасу, при этом не подозревая, что ни разу не наступил на прогнившие доски, которых здесь было немало.
В хибаре с дырявой тростниковой крышей, сквозь которую проглядывали звёзды, было темно и тихо. Уговаривая себя, что ему плевать на ничтожную крестьянку, он вошёл внутрь и, с первой попытки найдя трут, зажёг лучину.
Скрючившись, женщина лежала прямо у порога, и Арес отстранённо подумал, что лишь чудом не наступил на неё в темноте. Подойдя, он присел на корточки и дотронулся до костлявого плеча, прикрытого ветхой тканью. «Мать… ты жива?» — тихо позвал он. «Сыночек», — женщина повернула голову и при виде её лица, превратившегося в сплошной багровый синяк, в нём вновь шевельнулось нечто, чему у него не было названия. А ещё он слишком часто видел смерть и понимал, что жить ей осталось считанные мгновенья.
«Мать, как тебя зовут?» — спросил Арес, сам не зная зачем.
«Мэйли…[18]» — чуть слышно прошелестело в воздухе. Это было последнее, что сказала та, что в юности действительно была самой красивой девушкой в округе.
Арес взял почившую за руку и приложил её ладонь к своей щеке. «Прости, мама!» — пробормотал он и, ощутив, что по щекам текут слёзы, с удивлением прислушался к себе. Это плакал человеческий мальчишка, в чьё тело он вселился. Как оказалось, ему было двенадцать лет, а его матери, которая выглядела древней старухой, всего двадцать пять.
Душа мальчика, проснувшись, как бабочка разворачивала крылья, и Арес уже не понимал, кто из них пылает ненавистью к тем, кто сначала продал в рабство отца Джуна, а затем до смерти забил мать, его единственную опору и защиту. Зато он точно знал, что нужно сделать, чтобы хоть немного утолить нестерпимую боль в сердце.
Не вытирая слёз, которые по-прежнему струились по щекам, Арес взял женщину на руки — она была хрупкой и почти ничего не весила — и положил её на циновки, что служили здесь постелью, а затем порылся в узелке. Найденные монетки он положил ей на глаза, чтобы она могла заплатить перевозчику в царстве мёртвых.
В последнюю очередь он открыл сундук с бережно хранимым приданым матери Джуна. Там лежало свадебное платье с такой искусной вышивкой, что им не побрезговала бы даже знатная дворянка. Он укрыл женщину пурпурным великолепием, расцвеченным шелками, и сложил рядом с ней найденные в сундуке монетки и драгоценности — на тот случай, если перевозчик заупрямится и потребует больше денег. Лишь после этого он взял горящую лучину.
Сухой тростник вспыхнул как порох. Пламя взвилось к потолку, и ликующая саламандра весело запрыгала по нехитрой крестьянской утвари, пожирая горе и бедность, что поселились в прежде счастливом доме.
Вырвавшись на волю, элементаль огня взревел от радости.
Размеренно шагая по деревне, Арес один за другим поджигал дома соседей. Так он мстил им за безразличие и издевательства над мальчиком, которого боги лишили разума, и его прекрасной матерью, чья вина состояла лишь в том, что она его родила.
Лишь одного дома в деревне не коснулся огонь. Там жила девочка, которая жалела Джуна и украдкой подкармливала его, когда у них с матерью было совсем уж туго с едой.
Крестьяне наконец разобрались, что происходит, но поджигателя уже и след простыл.
Прячась от преследователей, Арес всё дальше заходил в лес. Поначалу было всё спокойно, крики постепенно стихли, а затем он услышал, что за ним кто-то идёт и, судя по топоту копыт, это были не люди. «Эй, паренёк! — окликнул его мелодичный мужской голос. — Куда это ты собрался?» — «Да ещё на ночь глядя. Неужели не страшно?» — добавил другой и завыл, подражая волкам.
«Отвяжитесь!» — буркнул Арес, не довольный встречей с сатирами. В свою бытность богом он терпеть не мог козлоногих тварей, которые таскались следом либо за Дионисом, либо за Паном. Правда, Пан, как всякая творческая личность, предпочитал уединение и периодически их гонял. Поэтому сатиры чаще шли за Дионисом, богом виноградарства; благо, что в его компании всегда было полно вина и пьяных женщин.
Скучающий в перерывах между битвами Арес иногда присоединялся к свите вечно хмельного бога, но, как правило, добром это не кончалось. Сатиры липли к нему под видом менад и он, обнаружив, что очередная прелестница обзавелась мохнатыми ляжками, приходил в неописуемую ярость. Вместо того, чтобы испугаться его гнева, сатиры со смехом разбегались, и Арес тщетно ломился сквозь кусты и подлесок. Мало того, они стремились завести его в трясину или ещё какое-нибудь гиблое место. Тогда бог войны хватался за меч и с рёвом крушил всё подряд — под мелодичное хихиканье демонов, которые из безопасных мест наблюдали за его буйством.