Действительно, если Алекс не чужд культуры, тем более восточной, как он утверждает, тогда почему так много матерится? С другой стороны, что заложено в ребёнка родителями, никаким друзьям и школе не перебить. Это всё больные фантазии тех же самых придурочных родителей. Если кто и может изменить ребёнка, то только он сам. Конечно, если у него хватит силёнок на борьбу с собственной генетикой и родительским идиотизмом…
— Хорошо или нет, не мне судить. Но с какой стороны держаться за меч я точно знаю, — прервал Алекс мои размышления о воспитании детей.
— Откуда у тебя меч? — спросила я.
Алекс повернул ко мне голову и эдак с минуту смотрел на меня.
— Вообще-то, я думал, что это ты снабдила меня оружием. Разве нет?
— Не знаю, — честно ответила я, — но вполне может быть. Пожалуй, ты прав. Скорей всего, это была я.
— Так кто ты такая? — наконец последовал вопрос, которого я ждала и опасалась.
Врать не хотелось, да и смысла нет. Здесь магический мир и мои способности воспринимаются окружающими как должное.
Прежде чем приступить к своему невесёлому рассказу я положила руки поверх одеяла и посмотрела в открытое арочное окно. Через него в комнату врывались яркие солнечные лучи, мерный шум реки Расомки и мелодичное пение птиц. Они здесь одна краше другой. Пока что я не видела ни одной пичуги с некрасивым оперением. Видимо, у них здесь с этим строго и даже вороны-скупердяйки вынуждены носить праздничное платье.
— Кто я такая? Сама бы хотела знать.
Разочарование, написанное на лицах слушателей, вызвало у меня усмешку. Что ж, это ожидаемо. Может сказать им, что я потомственная ведьма? Впрочем, не стоит. Нет у меня никакой потомственной линии.
— Родителей я не помню и даже не знаю, как они выглядят. Я ни разу их не видела. Где они, до сих пор не имею понятия. Растила меня бабушка с маминой стороны. Придурочная староверка сожгла все семейные фотографии. Соседи говорили, что мои родители были женаты, но бабушка всё равно считала, что я нагулянная на стороне. А всё потому, что я с рождения была не такая, как все дети. Я рано пошла, рано заговорила, рано начала задавать не по возрасту серьёзные вопросы. Когда бабушка поняла, что её двухгодовалая внучка научилась самостоятельно читать, она отобрала у меня книги. Телевизоры и компьютеры у староверов и так были под запретом. Когда бабушка в первый раз обнаружила у меня отобранные книги, она не придала этому значения: решила, что я нашла место, где она их спрятала. Но спустя некоторое время обнаружилось, что обе партии отобранных книг лежат на месте, а у бабули на руках уже третьи экземпляры тех же самых книг. Вот тогда она перепугалась не на шутку. Чтобы замолить грех дочери, встала на колени перед иконами и меня заставила. Но ребёнок есть ребёнок. Я устала, хотела спать, а ещё мне было скучно. Встать с колен я не смела — боялась, что меня снова непонятно за что накажут — поэтому позвала Зину к себе. Когда бабушка увидела, что кукла идёт ко мне, она закатила глаза и забилась в припадке. Чудо, что она не убила меня под горячую руку. Видимо, не захотела брать грех на душу. Но с той поры она устроила мне такую развесёлую жизнь, что милосердней было бы убить. Мало того, что колотила почём зря, так она всё пыталась устроить мне несчастный случай и остальных настраивала против меня. Дело дошло до того, что деревенские даже попытались меня сжечь. Как в старину, привязали к столбу и обложили дровами. Хотя, видит бог, я ничего не натворила.
— Вот скоты! — возмутился Эдик. — Что за дикость — жечь ребёнка! И вообще, куда смотрели власти?
Я покачала головой.
— В глухих деревнях властвует община. У староверов тем более. Они — костяк села, им никто не указ.
— Ир, Ир! А как ты спаслась? — не выдержала Дашка, умирающая от любопытства.
Вот что значит современный ребёнок! Деревенская ребятня из моего детства уже дымилась бы от ужаса, а эти насмотрелись дурацких фильмов и им всё нипочём.
Вспомнив ужас на лицах односельчан и их испуганные вопли, я расплылась в улыбке.
— Они не смогли разжечь костёр. Притащили кучу сухой щепы, лили бензин, а дрова всё никак не загорались. Спички вспыхивали и тут же гасли. Это так впечатлило народ, что меня объявили чуть ли не святой.
— Ух ты! Здорово! — восхитились Эдик с Дашкой на пару.
— Оказывается, ты и такое можешь, — подал голос Алекс.
— Да, могу, — сухо ответила я и, подумав, добавила, в расчёте на чужие уши: — Палачи просчитались, огонь — это моя стихия.
— Что было потом? — вернул Алекс разговор в прежнее русло.