Мир без конца

Мерфин командовал лодкой. Он и еще двое молодых людей выплыли на середину реки, где теперь колыхалось почти все, что раньше было мостом. В одном исподнем они пытались приподнять над водой бревно, чтобы кого-то из-под него вытащить. Сам Мерфин был невысок ростом, но двое других парней выглядели крепкими и упитанными. Годвин догадался, что это сквайры из свиты графа. Несмотря на отменное здоровье, они с большим трудом вытягивали вверх тяжелые бревна – в крошечной лодке было не на что толком опереться.

Ризничий присоединился к горожанам на берегу, терзаемым страхом и надеждой. Сквайры наконец изловчились и подняли бревно, и Мерфин вытянул чье-то тело. Бегло осмотрев его, он крикнул:

– Маргарита Джоунс – мертва.

Пожилая Маргарита была тихой, неприметной женщиной.

Годвин не стерпел:

– Ты видишь приора Антония?

Молодые люди в лодке переглянулись, и Годвин понял, что слишком поторопился, но Мерфин крикнул в ответ:

– Я вижу монашеское одеяние.

– Так это приор! – закричал ризничий. Антоний оставался единственным из братии, кого до сих пор не нашли. – Что с ним?

Мерфин перегнулся через борт лодки, но, похоже, не смог ничего разглядеть и полез в воду. Вскоре он прокричал:

– Дышит!

Годвин испытал радость пополам с разочарованием.

– Вытаскивайте скорее! – Тут он спохватился: – Пожалуйста.

Молодые люди ничем не показали, что услышали просьбу, однако Мерфин поднырнул под частично притопленное бревно, а затем сказал что-то сквайрам. Те отпустили бревно, которое держали за торец – оно плавно соскользнуло в воду, – и склонились через нос крошечной лодки, изготовившись взяться за то, под которое заплыл Мерфин. Должно быть, юноша старался отцепить облачение Антония от досок и щепок.

Годвин наблюдал, изводя себя сожалениями, что не в его силах ускорить спасение, потом велел двум парням, стоявшим рядом:

– Ступайте в аббатство и скажите монахам, чтобы принесли носилки. Передайте – вас послал Годвин.

Парни послушно двинулись к стене с воротцами.

Вот Мерфин высвободил из скопления обломков бесчувственное тело, подтянул ближе, и сквайры втащили приора в лодку. Мерфин забрался следом, и сквайры шестами стали править к берегу.

Нашлось немало добровольцев вынести Антония из лодки и положить на носилки, доставленные монахами. Годвин быстро осмотрел дядю. Приор дышал, но сердцебиение было слабым, глаза не открывались, а лицо выглядело до ужаса белым. На голове и груди виднелись синяки, зато тазовые кости, похоже, расплющило. Настоятель истекал кровью.

Монахи подняли приора, и Годвин повел их через двор в собор. «Дайте дорогу!» – кричал он. Настоятеля пронесли по нефу в алтарную часть, святая святых храма. Годвин велел монахам положить приора перед главным алтарем. Мокрая одежда четко обрисовывала бедра и лодыжки Антония, настолько изуродованные, что лишь до пояса приор выглядел обыкновенным человеком.

Не прошло и нескольких мгновений, как все братья собрались вокруг настоятеля. Годвин забрал мощи святого со спины графа Роланда и поместил их подле ног Антония. Иосиф положил на грудь приору украшенное драгоценными камнями распятие и сомкнул его пальцы на кресте.

Мать Сесилия встала на колени, отерла лицо приора тряпочкой, смоченной каким-то успокоительным настоем, и обратилась к Иосифу:

– Кажется, сломано много костей. Может, позвать цирюльника Мэтью?

Иосиф молча покачал головой.

Годвин порадовался. Цирюльник опять осквернил бы своими действиями святые мощи. Лучше довериться попечению Божьему.

Брат Карл совершил соборование и вместе с монахами запел гимн.

Ризничий не знал, на что надеяться. Уже несколько лет он ожидал конца правления Антония, но за последний час убедился в том, что на смену власти дяди может прийти совместное правление Карла и Симеона. Они были наперсниками приора – значит, окажутся ничем не лучше его самого.

Вдруг он разглядел в толпе цирюльника. Тот из-за плеч братии изучал взглядом нижнюю часть тела Антония. Возмущенный Годвин уже намеревался приказать Мэтью покинуть собор, но цирюльник едва заметно покачал головой и удалился.

Настоятель открыл глаза.

– Восславим Господа! – воскликнул брат Иосиф.

Приор силился что-то сказать. Мать Сесилия, по-прежнему стоявшая рядом на коленях, наклонилась к нему. Губы Антония зашевелились. Годвин пожалел, что ничего не слышит. Спустя мгновение настоятель умолк.

Мать Сесилия потрясенно спросила:

– Неужели это правда?

Все вытаращили глаза.

– Что он сказал, мать Сесилия? – справился Годвин.

Настоятельница не ответила.

Глаза Антония закрылись, и что-то в его облике внезапно изменилось. Он замер.

Годвин нагнулся над телом. Вроде бы не дышит. Ризничий положил руку на грудь настоятелю, но не ощутил сердцебиения, схватил за запястье, тщетно пытаясь уловить признаки жизни, потом выпрямился и провозгласил:

– Приор Антоний покинул сей мир. Да благословит Господь его душу и да вселит в свои святые обители.

– Аминь, – хором откликнулись монахи.

«Теперь точно будут выборы», – подумал Годвин.

Часть III. Июнь – декабрь 1337 года

14