Мир без конца

Она взяла его за руку и повела через толпу. Он знал многих, кто пришел в собор, хотя и не всех: в Кингсбридже проживали семь тысяч человек, это был один из крупнейших городов Англии, и каждого горожанина в лицо не мог знать никто. Следом за Керис Мерфин добрался до средокрестия, где боковые трансепты сходились с нефом. Там стояла деревянная ограда, преграждавшая путь в восточную, алтарную часть собора, куда дозволялось заходить только священнослужителям.

Мерфин обнаружил, что стоит рядом с важным итальянским купцом Буонавентурой Кароли, коренастым и дородным мужчиной в богато вышитом плаще из плотного сукна. Буонавентура был родом из Флоренции – как он утверждал, самого большого города христианского мира, в десять раз больше Кингсбриджа, – но теперь жил в Лондоне, управляя поставками шерсти от английских суконщиков. Семейство Кароли было настолько богатым, что давало в долг королям, но Буонавентура держался дружелюбно и просто, хотя говорили, что в делах итальянец беспощаден.

Керис непринужденно кивнула ему, как хорошему знакомому, ведь Кароли остановился у них дома. Купец приветливо поздоровался с Мерфином, хотя наверняка сообразил, по возрасту юноши и по одежде с чужого плеча, что перед ним простой подмастерье.

Флорентиец осматривал собор.

– Я приезжаю в Кингсбридж вот уже пятый год, – завел он вежливую беседу, – но до сегодняшнего дня не обращал внимания, что окна в трансептах больше всех прочих в соборе. – Кароли говорил по-французски, иногда вставляя тосканские словечки.

Мерфин понимал его без труда. Подобно большинству отпрысков английского рыцарства, он говорил с родителями на нормандском наречии, с приятелями общался по-английски, а о значении многих итальянских слов просто догадывался, поскольку изучал латынь в монастырской школе.

– Могу объяснить, почему окна именно такие.

Буонавентура приподнял брови, очевидно удивленный тем, что подмастерье обладает подобными познаниями.

– Собор возвели двести лет назад, когда узкие стрельчатые окна нефа и алтарь были неслыханным новшеством, а сто лет спустя епископ захотел башню повыше, перестроил трансепты и прорубил в них большие окна, как было модно в то время.

Итальянец одобрительно кивнул.

– Откуда тебе это известно?

– В монастырской библиотеке хранится история аббатства, Книга Тимофея, и в ней подробно рассказывается о строительстве собора. Основная часть написана при великом приоре Филиппе[13], но кое-что добавляли позже. Я читал ее, когда учился в монастырской школе.

С минуту Буонавентура пристально смотрел на Мерфина, будто стараясь запомнить лицо юноши, затем скупо бросил:

– Красивый собор.

– А итальянские другие? – Любознательный Мерфин обожал слушать про дальние страны, про жизнь вообще и архитектуру в частности.

Буонавентура задумался.

– Мне кажется, строительные принципы везде одни и те же. Но в Англии я не видел соборов с куполами.

– А что такое купол?

– Это такая круглая крыша, как половина мяча.

Мерфин изумился:

– Никогда ничего подобного не слыхал! А как их строить?

Кароли рассмеялся:

– Молодой человек, я торгую шерстью. Пощупав ее, без труда отвечу тебе, откуда она – из Котсуолда или из Линкольна, но не знаю, как построить даже курятник, не говоря уже о соборах.

Подошел мастер Мерфина Элфрик. Человек преуспевающий, он всегда носил дорогую одежду, которая смотрелась на нем так, словно ее шили для кого-то еще. Он вечно заискивал перед знатными и богатыми; вот и сейчас не обратил внимания на Керис и Мерфина, зато низко поклонился Буонавентуре.

– Великая честь снова видеть вас в нашем городе, сэр.

Мерфин отвернулся.

– Как ты думаешь, сколько всего на свете языков? – спросила Керис, любившая задавать всякие странные вопросы.

– Пять, – не задумываясь ответил Мерфин.

– Нет, серьезно. Английский, французский, латынь – это три. Флорентийцы и венецианцы говорят по-разному, хотя у них есть общие слова.

– Верно. – Мерфин включился в игру. – Это уже пять. Еще есть фламандский.

Лишь немногие понимали язык торговцев, приезжавших в Кингсбридж из фламандских городов ткачей – Ипра, Брюгге, Гента.

– И датский.

– У арабов тоже свой язык, и пишут они по-своему, даже буквы у них другие.

– А мать Сесилия говорила мне, что у всех варваров свои языки и никто даже не знает, как на них писать, – это и скотты, и валлийцы, и ирландцы, а может, и еще кто. Уже одиннадцать выходит, а вдруг есть народы, о которых мы даже не слышали?

Мерфин улыбнулся. Только с Керис он мог рассуждать о подобном. Остальные сверстники ничуть не разделяли их страсть к познанию других народов и другого образа жизни. Но Керис время от времени огорошивала вопросами: каково жить на краю света? Правы ли священники в своих рассказах о Боге? Откуда ты знаешь, что не спишь, вот прямо сейчас? А еще они любили отправляться в воображаемые путешествия, соревнуясь, кто придумает больше диковинок.