Когда мы вошли в состав ВВС ЧФ, то стали использоваться и как торпедоносцы, атаковали корабли реактивными авиационными торпедами (РАТ), или проще – ракето-торпедами. Оружие против кораблей страшное. Тогда ни один корабль не мог от него защититься, и сегодня, скорее всего, большинство судов защиты от него не имеют.
Очень интересное оружие. Торпеда с реактивным двигателем, без самонаведения, но с установленной сложной крученой траекторией движения. Это такая «сатана»! У неё подводная скорость была 160-180 км/час – ясное дело, что ни расстрелять ее под водой, ни убежать от неё кораблю было невозможно.
В воздухе её тоже расстрелять было невозможно. Эти торпеды были хороши тем, что позволяли осуществлять сброс с высоты до 6 тысяч метров. Имели очень интересный парашют: тканевой, пропеллерного типа – такие лопасти, на вертлюге в хвостовой части торпеды, спуск с ним получался быстрым. На носу торпеды был установлен нож – специальный стабилизатор уменьшавший просадку (по нашему – «колокол») торпеды под водой. Из-за этой просадки на сброс торпеды были ограничения по глубине – не меньше 25 метров. В воде нож и парашют сбрасывались. Главное было точно прицелиться, а сброс торпеды допускался на расстоянии до 8 километров от цели.
Имелось также ограничение по волнению, торпеда могла выскочить. Как-то раз я был руководителем полетов на морском полигоне. Первые сбросы прошли успешно, а потом поднялась волна, и одна из торпед из воды выскочила. Рёва такой силы, который издавал её двигатель, я никогда больше не слышал. Что-то невероятное. Я летчик, уж рёва двигателей наслушался, но это было что-то вообще из ряда вон.
В составе флота мы использовали черноморский полигон «Евпаторийский» и азовский полигон «Арбатская стрелка». Там я поглядел, как точно бьют эти торпеды. Мишень – специальный щит, буксируемый эсминцем. Скорость – о-го-го! Поскольку экипажи у нас были очень опытные, целились точно, то, сколько ни крутил круги буксировщик, как машины ни напрягал, торпеда всегда проходила под щитом. При прицеливании допускалась погрешность в 20-30 метров, и всё равно торпеда попадала. Торпеды били настолько точно, что у нас в полку торпедометание считалось почти разминочным упражнением, если сравнивать его с обычным бомбометанием. Очень редко бывало, чтобы кто-то промахнулся.
Оружие это считалось страшно секретным, поэтому если торпеду не успевали подобрать (после остановки двигателя у нее плавучесть сохранялась в течение 15 минут, а потом она самозатапливалась), то, будь спокоен, моряки шапками Черное море вычерпают, но ее найдут. Впрочем, случаи, чтоб торпеду не поймали, были редкостью. И вот почему. Работал у неё двигатель на чистейшем спирте, поэтому у моряков на «торпедолове» (катер, предназначенный дм поиска и подъёма пущенных торпед – А.С.) имелся сильный собственный интерес, поскольку после остановки двигателя в баках торпеды оставалось не один десяток литров «целебной жидкости», часть которой они всегда исхитрялись слить.
Я вот что скажу: если бы это советское «старьё» конца 50-х – РАТы – применили бы аргентинцы во время Фолклендской войны, а это 1982 год, то потери бы английской эскадры были бы очень серьезными. Насколько я знаю, аргентинцы применяли авиатехнику, ТТХ которой с Ил-28 были вполне сопоставимы. Я думаю, РАТы разнесли бы всё в щепки, никуда бы британцы не делись.
За все время моей службы на Ил-28 летали много и хорошо. Опытные летчики, естественно, побольше. У меня лично выходило где-то 120-130 часов налета. Как правило, летали постоянным экипажем. Это надежно, все друг друга понимают с полуслова. Мы, руководящий состав, могли слетать и с «чужим». Должен же я знать реальные возможности подчиненных. Штурман, понятное дело, – такой же, как я, офицер, а стрелки-радисты, в основном, – срочники, хотя, были и сверхсрочники.