А вот в техническом плане некоторые странности все-таки были. Долгое время не удавалось обнаружить обтекатель радиолокатора. Наконец, начали находиться его фрагменты (всего сумели найти и выложить на аналогичном обтекателе около 60% его поверхности). Композитный конус расслоился на внутреннюю и внешнюю части и был в буквальном смысле разорван в клочья. Потребовалось уточнить, мог ли сделать это набегающий поток. Поскольку данных о прочности этой детали Ан-24 не было, по заявке председателя комиссии в Киеве провели испытания. Их результаты говорили о том, что не имеющий повреждений и порезов обтекатель радиолокатора способен вынести скорость, сопоставимую со звуковой. Напрашивался вывод о том, что конус получил повреждения, которые и привели к его разваливанию под воздействием набегающего потока. Так на передний план вышла версия о гибели машины в результате попадания инородного тела.
Параллельно с отработкой версий об отказе управления рулями машина тщательно осматривалась на предмет выявления повреждений. Была тщательно обследована нижняя поверхность фюзеляжа, не пострадавшая при падении, но все подозрительные вмятины, как оказалось, имели исключительно «прижизненное» происхождение. Зато на левом борту след был весьма явным: между 7-м и 11-м шпангоутами, сразу за кабиной экипажа, отсутствовала не только обшивка, но и силовой набор фюзеляжа. Тяги рулей, проходившие по потолку, были разрушены в одном месте. Версия о взрыве и пожаре на борту была отброшена практически сразу: следов огня внутри обнаружено не было, а обследовавшие машину специалисты из ГосНИИГА следов каких-либо взрывчатых веществ на стенках переднего грузового отсека не нашли. Вследствие этого волей-неволей начала напрашиваться совершенно новая версия произошедшего: Ан-24 был поражен зенитной ракетой. Подрыв ее боевой части мог произойти на некотором расстоянии от левого борта, а эллипсообразная пробоина в обшивке могла быть следствием воздействия взрывной волны. Эта же волна могла перебить и тяги управления. Если данная версия верна, то после взрыва экипаж полностью утратил контроль над управлением. Что касается отсутствия записей на нити речевого накопителя, то высказывались предположения, что экипаж находился в состоянии шока, а на последней стадии падения (не будем забывать о перегрузке в момент полупетли) мог вообще потерять сознание. Впрочем, о последнем можно лишь догадываться. Не исключалось также и повреждение электрических коммуникаций на левом борту, из-за чего могла выйти из строя радиосвязь. Удалось с полной достоверностью установить лишь следующее: при извлечении из кабины тел членов экипажа руки командира удалось оторвать от штурвала с большим трудом… Но это не было трупным окоченением: подкожные гематомы (кровоизлияния) говорили о том, что кулаки были сжаты с огромной силой при жизни. Видимо, при перебитии тяг и потере управления Евгений Яковлевич, рефлекторно сжав ставший уже бесполезным штурвал, еще пытался бороться…
Естественно, что версия о пуске зенитной ракеты изначально быть выдвинута не могла. Просто никому не могло прийти в голову – всетаки «Аэрофлот», а не ВВС! – исследовать машину для отыскания на ней следов воздействия оружия. Происходи дело где-нибудь в Закавказье или под Мурманском – словом, вблизи границы – и версия о поражении ракетой могла бы прийти в голову руководству значительно раньше, но здесь, в глубине страны…
Помимо самой пробоины на расстоянии примерно 60-70 мм от ее края были обнаружены два следа инородной краски, четко выделявшиеся на обшивке, как будто кто-то пунктирно чиркнул по ней. Высказывалось предположение, что это мог быть след от стремянки какого-нибудь неосторожного техника, но эта версию отбросили: краска была зеленой, а не красной или оранжевой.
Рассматривая версию поражения ракетой, комиссия задалась естественным вопросом: по какой же причине был произведен пуск. Теоретически это могло произойти в случае отклонения машины от трассы шириной десять километров, но в таком случае диспетчер всегда предупредил бы командира корабля о выходе из коридора, тем более что пермские диспетчеры факта отклонения не подтвердили. Но подробного разбирательства не последовало – дальше начиналась неподконтрольная «Аэрофлоту» область.
Что касается осколков, которые могли попасть в фюзеляж и крыло, то их найдено не было. Во всяком случае, военные, с самого начала работавшие с аварийным самолетом, о них не сообщали.
Юбилей родной авиакомпании застал комиссию в Перми. Впрочем, прошел он совершенно незамеченным: пермский отряд практически никого на проводимые в связи с этим мероприятия не пригласил.
А через несколько дней после этого в Пермь на штабном Ил-14 из Свердловска по просьбе аэрофлотовского начальства прибыл для разбирательства генерал-лейтенант из штаба Уральского военного округа. Руководство комиссии собралось на очередное заседание.