После набора высоты, в стратосфере, автоматика выводила самолет в расчетную точку сброса (за 40 км до цели) и сама сбрасывала бомбы с высоты 20000 метров по полигону «Полесский» (возле белорусского города Лунинец). После этого выполняли снижение и садились в Барановичах. Здесь самолеты готовили к обратному вылету. Взлетали и — снова на сверхзвуке, в стратосфере — возвращались обратно, попутно выполняя другие задачи по программе ВИ. Посадку в Шайковке выполняли с рубежа, выключая форсажи за 200–220 км до аэродрома, а на удалении 150 км, не изменяя режима работы двигателей, гасили скорость, выпустив тормозные щитки, чтобы пройти звуковой барьер не ниже 10 км. «Тормознуть» так резко было задачей непростой.
После посадки и заруливания самолет был горячим, не успевал остывать. А летчики раз за разом тщательнейшим образом фиксировали выполнение автоматикой всех параметров. В одном из таких полетов, 14 июня 1973 года, при возвращении в Шайковку на моем самолете произошла неприятность, очень напоминающая ту, что двумя годами раньше подстерегла Старовойтова. Мне повезло чуть больше, чем Евгению. Когда самолет находился уже на снижении со стратосферы, подо мной что-то щелкнуло и в кабине сразу все «погасло» — АГД, КПП, НПП — в общем, все. В работе остались только анероидные приборы. Радиостанции (УКВ и КВ) тоже «замолчали». Помня горький опыт предшественника, я сразу же перешел на пилотирование по дублирующему прибору ЭУП, точнее — по его «шарику», и по барометрическим приборам. Работали еще указатели высоты, скорости и вариометр. Еще одним безусловным везением было наличие безоблачной «дырки» в районе г. Кирова. Опознав его, определил где нахожусь и по шоссейной дороге вышел на Шайковку. Повезло мне тогда — я смог сесть на интуиции и честном слове (как в той песне), а ведь думал, что придется «выходить». На земле выяснилось, что обесточивание произошло из-за короткого замыкания в энергосистеме.
А на конец июня был запланирован показ новой авиационной техники Главкому ВВС и министру авиационной промышленности, где мы должны были выполнять проход группой на малой высоте. Для участия в этой показухе не было летчиков, подготовленных к групповым полетам на МиГ-25. В КБП (Курсе Боевой Подготовки) РА МиГ-25 не было предусмотрено вообще упражнений на групповую слетанность, поэтому в полку была составлена своя программа ввода в строй по этому виду. Ее утвердил командир полка, и Чудин с Воробьевым начали нас «размножать». Сначала сами слетали парой на боевых, попеременно меняясь местами ведущего и ведомого, а 19 июня начали по одному контрольному полету провозить на «спарках» нас. Еще через день мы уже слетывались парами и звеньями на боевых, а затем усиленно тренировались полетам в колонне пар (5 пар). Кроме того, «под шумок, по случаю» — начали обучать групповым полетам молодых летчиков, едва закончивших программу переучивания. Сама показуха (ее наземная часть) прошла суховато и натянуто. В течение 40 минут Главкому, Министру и представителям ОКБ Микояна докладывали гв. м-р Воробьев (о летных и летно-эксплуатационных качествах) и гв. м-р Лотарь (по вопросам технической эксплуатации) о ходе ВИ, положительных сторонах и недостатках самолета МиГ-25, выявленных при его освоении и в ходе ВИ. Затем наша десятка переоделась в летное снаряжение и выполнила пролет в сомкнутом боевом порядке колонны из 5 пар, с проходом над полосой перед КДП, где находилась «вся королевская рать», на высоте 50 метров и скорости 1000 км/ч. Все присутствующие на КДП были в восторге. Но когда замыкающая пара (гв. м-р Воробьев и его ведомый гв. к-н Уснич) на завершении прохода, включив форсажи, выполнила горку с углом 60–70° до высоты более 10000 метров и менее чем за минуту растворились в синеве небес, восторг находившихся на КДП стал почти детским.