Мир Авиации 2001 01

В ноябре 1942 года мы приземлились на аэродроме Мурмаши. Там базировался истребительный полк на «Харрикейнах». В постоянной готовности находилось дежурное звено. Я поговорил с одним из летчиков — Овечкиным, выяснил, что он до сих пор в боях не участвовал, сделал всего несколько вылетов на «Харрикейне» для ознакомления с районом полетов. Тут появилось звено пикирующих бомбардировщиков Ju-87 и стало разворачиваться на ГЭС. Дежурные самолеты пошли на взлет, а мне, как старшему по званию и опыту, пришлось взять на себя наведение истребителей на противника. Дело в том, что в этот день все руководство полка находилось на совещании в Мурманске. Пока отбомбился в воду первый самолет, я по радио завел Овечкина вдоль скалистого берега так, что он оказался в хвосте второго Ю-87, выходившего из атаки, и залпом из всех пулеметов расстрелял его почти в упор. Третий бомбардировщик тут же прекратил заход на цель, и немцы скрылись на западе.

Сборы инспекторов всех Воздушных Армий в Люберцах в 1943 г. В центре — начальник Главного Управления боевой подготовки фронтовой авиации генерал-лейтенант М.М.Громов

Вернулся в Москву через месяц, поехал в «дом на набережной», открыл дверь ключом, который мне оставил Василий. В квартире никого не оказалось. Я первым делом как следует отмылся в горячей ванной, надел халат и тут услышал голоса в прихожей. Выглянул — стоят две молодые дамы, роскошно одетые, смотрят на меня удивленно. Одна спрашивает:

— Вы кто?

— А вы кто?

— Я Джугашвили, — отвечает одна.

Тут вторая засмеялась:

— Мы артистки.

— Вижу, что артистки…

— А вы, наверное, Никишин?

Оказывается, Василий их предупредил обо мне, когда выселял из квартиры нашу команду. Я быстро переоделся, отдал ключи, подхватил свой чемоданчик, летные вещи и отправился в штаб ВВС на Пироговке 23. Здесь рядом с рабочим кабинетом в комнатке без окон поставили несколько раскладушек, одна из которых и стала моим пристанищем до весны 1945 года, в тех случаях, когда я оказывался в Москве.

Фронтовой бомбардировщик Ту-2 только пошел в серийное производство, и Василий Сталин затребовал с казанского авиазавода один самолет для себя. Я как раз был на Центральном аэродроме, когда увидел заходящий на посадку Ту-2. Всегда, когда в поле зрения появлялся новый для меня тип самолета, я не мог побороть желание освоить его. Подошел к экипажу, представился и попросил пилота показать оборудование кабины, расспросил об особенностях пилотирования. После этого командир экипажа пошел докладывать в штаб по телефону о своем прибытии, а я занял его место, взлетел и сделал несколько кругов над аэродромом. В это время на поле в автомашине примчался Василий:

— Кто в воздухе?

— Какой-то Никишин, — ответил растерянный пилот.

— Ну, тогда ладно. — Он дождался моей посадки:

— Как машина?

— Машина хорошая, но не для тебя, Василий.

На мой взгляд, Василий Сталин был от природы прекрасным летчиком-истребителем, но качеств, необходимых для бомбардировщика, ему недоставало.

Жизнь, к слову, ему испортило окружение — масса подхалимов, которые спаивали Василия и пользовались «дружбой», чтобы устроить свои дела.

В конце 1942 года В. Сталин направил меня вместе с Героем Советского Союза Смирновым, штурманом и техником в Оренбург, чтобы забрать с авиазавода два опытных ночных ближних бомбардировщика (НББ) *конструкции Яковлева и перегнать их в Москву для показа высшему руководству.

В это время моя семья — жена с двумя детьми жили у тестя в Баймаке под Магнитогорском. Они там бедствовали, у сына уже началась цинга. Я получил разрешение Василия заодно вывезти семью в Москву, поэтому захватил кое-что из продуктов, а главное — в летной столовой в Оренбурге раздобыл буханку белого хлеба. Получили самолеты (они были на лыжах), заводские механики их подготовили, прогрели двигатели. После взлета Смирнов со штурманом взяли курс на Москву, а я с техником на борту — на Магнитогорск. Рядом с Баймаком располагался крохотный полевой аэродром, и когда я к нему подошел, то обнаружил, что все занесено глубоким снегом. Как же по таким сугробам потом в город добираться? Уже смеркалось, на пустынных улицах зажглись фонари. Выполнив разворот над городом, я сел на хорошо укатанную широкую улицу по названию Смычка, подрулил к третьему дому с края, заглушил моторы, вместе с техником зачехлил самолет. Заглянул в окно: жена что-то готовит у плиты. Оказывается, услышав шум самолета, она сказала детям: «Папа прилетел — по почерку узнаю». Конечно, они обрадовались, я продукты стал доставать и остолбенел: белого хлеба в мешке не оказалось, его кто-то из оренбургской заводской бригады у меня вытащил. Очень голодно тогда было везде.