Мир Авиации 2001 01

К началу советско-финской войны уже немало наших летчиков получили опыт боевых действий: кто в Испании, кто в Китае. Поэтому должно быть понятно и мое желание проверить себя в бою. Командование на все рапорты отвечало отказом, и, в конце концов, я направил письмо прямо К. Е. Ворошилову, пользуясь тем, что он меня хорошо знает. Вскоре телеграммой поступило распоряжение Климентия Ефремовича о моем направлении в действующую армию командиром эскадрильи бомбардировщиков СБ, которую еще предстояло сформировать на подмосковном аэродроме Чкаловский. На вооружение эскадрильи поступили новые СБ-2М-103 с «опущенными» моторами и радиополукомпасом «Чайка». Эскадрилья вошла в сводный 85-й бомбардировочный полк, которым командовал Главный штурман ВВС комбриг Стерлигов. Эту авиачасть обычно называли «особая слепая группа», так как она была полностью укомплектована летчиками- инструкторами по технике пилотирования ВВС округов, авиабригад, учебных центров авиации, которые были подготовлены к полетам днем и ночью в любых метеоусловиях.

17 января девятка наших самолетов взлетела с Чкаловского аэродрома и взяла курс на Пушкин под Ленинградом. Поскольку мы торопились, а улучшения погоды метеорологи не обещали, то лететь пришлось в сплошном снегопаде. По всему маршруту шли на бреющем плотным строем с включенными огнями, сели в Пушкине без происшествий.

По прибытии сразу включились в боевую работу. В основном приходилось вести разведку и наносить удары по укрепленным районам и скоплениям войск на железнодорожных станциях…

Спустя несколько дней мне пришла посылка с обратным адресом «Москва, Кремль». Мои товарищи были заинтригованы, подумали, что у меня там родственники живут. В посылке оказалось письмо от К. Е. Ворошилова и двенадцать бутылок хорошего грузинского коньяка. Тут же откупорили одну, я попробовал, нашел, что он пахнет клопами, и составил бутылки в тумбочку. Мои летчики хотели пустить коньяк в дело, но я поставил условие: меняю на шампанское, бутылку на бутылку. Тут же отрядили экспедицию в Ленинград, но там кроме водки и спирта ничего в продаже не было…

За все время боев лишь раз мы вылетели в солнечную ясную погоду, когда ударил сильнейший мороз, с заданием нанести удар по станции Антреа. Кабина СБ не обогревалась, а пилоты летали в кожаных перчатках, поэтому перед самым вылетом техник самолета меня пожалел и отдал свои меховые рукавицы, соединенные стропой. После взлета эскадрилья пошла к Котлам, чтобы соединиться с истребителями прикрытия. Над аэродромом мы их не обнаружили, сделали круг, дали сигнальную ракету — нет истребителей. Тут стрелок-радист докладывает, что видит истребители над Финским заливом. Я развернулся к заливу и решил посмотреть, все ли самолеты идут за мной. Плексиглас кабины был густо покрыт инеем, надо было сдвинуть назад форточку. Защелка не поддалась, я зубами стянул с руки левую рукавицу, открыл форточку, оглянулся — слева все на месте. Тогда перехватил штурвал, снял и другую рукавицу, открыл вторую форточку, увидел, что и справа все на месте, и тут с громким хлопком рукавицы потоком воздуха унесло из кабины. Что делать? Кожа намертво прилипала к металлу, но возвращаться с задания было немыслимо, и я повел эскадрилью по запланированному маршруту. Вышли на цель, отбомбились, а на обратном пути руки стали замерзать окончательно, ничего уже не чувствовали. Я их бил о стенки кабины, засовывал в унты, прятал в рукава, удерживая штурвал локтями — ничего уже не спасало. Видя такое дело, Алехнович над заливом все просил:

— Ты уж как-нибудь дотяни. Я ж только утром телеграмму получил, что жена двух девочек родила.

Я его успокаивал:

— Не ной, у меня у самого дети. Дотянем.

И дотянул-таки до своего аэродрома, сели нормально, однако из кабины я сам выбраться уже не смог. Приехала санитарная машина, чтобы отвезти меня в госпиталь, но я ехать наотрез отказался, лег на снег и приказал: «Оттирайте мне руки». Терли по очереди всей эскадрильей снегом и спиртом без особой надежды на успех. Примерно через час в кистях появилось легкое покалывание, а потом такая боль, что я кричал не своим голосом, требовал, чтобы мне руки отрубили. Но товарищи уже поняли, что руки отходят, крепко меня держали и довели дело до конца. Потом отвезли меня в пушкинский госпиталь. Хирург, узнав, что произошло, сказал, что попади я в госпиталь сразу после полета, кисти мне бы пришлось ампутировать немедленно, а так все было сделано правильно. Вот тогда я ужаснулся: кому был бы нужен без рук?

На следующий день мне уже пришлось вести СБ на очередное боевое задание…